24-го ко мне должен был приехать друг из Израиля, репатриировавшийся в прошлом году. Как раз в пять утра был его вылет. В 4.30 меня разбудила смс-ка, мол, рейс отменили, и тут же друг написал, что по всей Украине началась война. Это разбудило меня окончательно. Собрал все документы, тревожный чемоданчик. После признания Путиным Л/ДНР я понимал, что грядет неизбежное, но думал, что ограничится Донбассом.

На момент отъезда из Мариуполя у нас на двоих оставалась бутылочка воды

Первое ощущение — растерянность, страх неизвестности. Надежда на переговоры таяла с каждым днем, оставалось отчаяние. До 4 марта мы жили в квартире, окна заклеили, забаррикадировались. Но потом в наш район начались сильные прилеты, в соседние дома были попадания, окна тряслись — я понимал, что они вот-вот вылетят, и мы спустились в подвал. У нас большой 8-подъездный дом, поэтому в подвале собрались около 200 людей, в том числе из соседних домов, многие с детьми, домашними животными, одна старушка лежачая была — 97 лет.

Можно сказать, повезло, подвал оказался укрепленным и разделенным на отсеки, как поезд, в ответвлениях — комнатки-секции.

Люди пытались наладить быт — кто-то диван снес, стол, шторки повесили, керосиновые лампы, фонарики, свечи. Сначала только ночевали там, но после того, как стала работать авиация (с 8 марта), вообще три дня не выходили из подвала. Электричества не было, а после того как после налета окна вырвало вместе с рамами, находится в квартире стало невозможно.

Спали в верхней одежде, в пледы укутывались, прижимались друг к другу. Ноги все равно постоянно мерзли. Многие находили успокоение в алкоголе, играли в карты, пытались приободрить друг друга. Даже шутили, психика мобилизовалась, паники не было. Хотя маленькие дети плакали, когда прилеты были, все тряслось, и пыль поднималась с каждым ударом.

К счастью, оставались какие-то запасы еды — мы закупились в первый день, а некоторые владельцы сами открывали свои точки — это было под контролем военных — разрешали брать все, кроме алкоголя. Но все равно экономили, не понимая, когда ситуация нормализуется. Наши соседи кормили нас горячей едой минимум раз в день. Когда запасы стали иссякать, мы забрались в пекарню недалеко от дома, вынесли несколько мешков муки, жарили лепешки — думаю, большинство мариупольцев могут рассказать похожие истории.

С водой было сложнее — питьевую экономили, старались собирать дождевую с ливневок, кипятили ее и готовили на этой воде. В той же пекарне нашли бойлер и слили с него 100 литров технической воды.

На момент отъезда из Мариуполя 20 марта на двоих с женой у нас оставалось менее полулитра питьевой воды. Это одна из причин, подтолкнувших к эвакуации.

В моем доме полностью выгорели четыре подъезда из восьми

Иногда так сильно бомбили, что костры приходилось разводить прямо в подъездах. И даже это не всегда спасало — паренек молодой был, наш сосед по подвалу. Вышел вскипятить чайник в подъезд, и что-то прилетело прямо в дом — ему руку осколками насквозь пробило. С ним пострадал еще один парень — его контузило, и осколок вошел в ногу. У шурина моего отец погиб — обстоятельств не знаю, шурин пришел к нему и обнаружил тело в подъезде.

Вообще, в подвале было немало раненых. В день первого авианалета женщина вышла выгулять собаку, и ей попал осколок прямо в голову — говорили, что до утра не доживет. Она продержалась неделю примерно, потом дочь отвезла в больницу недалеко от нас, но дальнейшая судьба мне неизвестна.

Мы близко к автостанции живем — наступление шло оттуда. В моем доме полностью выгорели четыре подъезда из восьми. А дом напротив — Куприна, 19, сгорел полностью, весь черный был, прямое попадание, крыша провалилась. Недалеко от нас был детский садик — его во второй половине марта разбомбили. В километре от нас больница (на 17-м микрорайоне) — в нее тоже было пару прилетов, когда мы уезжали, там уже ДНР-овцы стояли.

После того как разутюжили весь наш район авиацией и артиллерией, зашла пехота, несколько танков остановились прямо во дворе. Вышли к ним, просили не стрелять, мол, мирные жители здесь. На россиян не похоже, видимо, мобилизованные из ДНР и ЛНР.

Один раз проскочила информация, что на пожарной станции российские военные раздают воду и какую-то гуманитарку. Мы пришли, но это не гумпомощь оказалась, а захваченные у ранее стоявшего там подразделения ВСУ запасы. Россияне более жестко себя вели, говорили, мол, какие ваши защитники — все сдались.

Большинство друзей, отчасти симпатизировавших России, с началом войны люто возненавидели РФ за все страдания, которые она принесла. Правда, были и те, кто до конца остался пророссийским. В голове это не укладывается — по нам работает авиация, бомбят жилые кварталы, сидим в подвале, а люди продолжают восхищаться Русским миром. Во всем виноваты ВСУ, нацисты, нами прикрываются как живым щитом и т.п. Хотя я не видел, чтобы в нашем дворе или соседнем стояла украинская военная техника. А квартал наш разнесли в щепки. Не знаю, кто их корректировал, но прямо за нашим домом был парк — и там огромная, метров десять воронка — я такого даже в фильмах не видел.

Не нужно было нас ни от кого освобождать

Не нужно было нас ни от кого освобождать. Жили свободно себе в Мариуполе, говорили по-русски, никакие нацисты еврейскую общину не притесняли, все дни Хануки на драмтеатре стояла огромная Ханукия.
18 марта прошел слух, что от станции переливании крови при больнице на 17-м микрорайоне отходят эвакуационные автобусы на Бердянск. 20-го утром решились утром идти туда — запасы уже заканчивались. Да и соседи по подвалу тоже стали уезжать.

Еле сели в автобус, он уже был переполнен. Первый блокпост был на выезде из Мариуполя — там всех раздевали, искали татуировки, при том, что на улице было очень холодно. Помню, я трясся, ветер дует, но штаны закатать велели, колени показать.

Довезли нас только до Володарска — это прямо за городом, поселили в школе, переоборудованной в пункт временного размещения беженцев. Связи по-прежнему не было, непонятно, где родители, выбрались ли. Вскоре стало ясно, что обещанных автобусов на Бердянск не будет, зато появился транспорт на Ростов — людей вывозили в Россию. Многие этим воспользовались — было уже все равно, куда ехать, лишь бы оказаться в безопасности. К слову, в Володарске тоже постоянно было слышно, как работают «Грады» в сторону Мариуполя.

Поскольку связи не было, мы решили двинуться к родителям жены — они в ДНР живут, в 40 км от Донецка. Только через три дня удалось найти человека, который нас вывез за деньги. В Докучаевске мы провели ночь в центре для беженцев, оттуда удалось дозвониться, и в тот же день тесть приехал за нами на машине. 23 марта это было.

Две недели провели у них, приходили в себя. Особо не распространялись, откуда приехали, но я был приятно удивлен — люди адекватно воспринимают ситуацию, не называют войну спецоперацией, не талдычат «мы восемь лет терпели, а вы через месяц стонете». Напротив, сочувствуют, мол, понимаем, что наши восемь лет не сравнятся с тем, что произошло в Мариуполе за месяц, когда город стерли с лица земли. Говорится это, разумеется, шепотом — не забывают, где живут, пикнуть боятся.

Сидя в аэропорту Тбилиси гадали, успеем ли приземлиться до первого седера

Выбирались в сторону России вместе с семьей еще одного еврейского беженца из Мариуполя — Максима Шишлова — он был ранен при обстреле. Нас довезли до границы, мы пешком ее перешли, а на той стороне ждал автобус, присланный Ростовской еврейской общиной. Нас в хорошем смысле шокировала огромная помощь общины — и моральная, и материальная. Постоянно спрашивали, в чем нуждаемся — одежда, лекарства, все, что угодно.

В России, кстати, тоже многие понимают, что происходит, но вздыхают: не можем ничего сделать и никак повлиять. Когда мы упоминали, что выбрались из Мариуполя — в магазине, например, люди сочувствовали, но добавляли: это и к лучшему, город отстроят и т.п. С такими я даже не спорил. Если даже отстроят, людей кто вернет?

Мы выбирались окружным путем, и прилетели в Израиль в канун Песаха. Еще сидя в аэропорту Тбилиси гадали, успеем ли приземлиться до первого седера — почти 90 человек нас было. Успели. Я тогда подумал, насколько символичен пройденный нами путь, и как ложится в историю Песаха наш личный исход.

Слезы на глаза навернулись, когда самолет сел. За день до этого прилетели мои родители — они выбирались через Молдову, связи с ними не было, как оказалось, они выезжали раньше нас в сторону Бердянска. Люди до сих пор прибывают — вижу у нас в гостинице новые лица.
Особая заслуга в этом нашего раввина Менахема-Мендла Коэна — он очень много сделал и продолжает делать для общины, помогая эвакуировать людей.

В Израиле очень хорошо приняли, в первый день в отеле нас встретила министр абсорбции — разговаривала с каждым, спрашивала, чем помочь. Приятно… Хотя, до сих пор меня трусит от воспоминаний…