24-го муж разбудил в 6 утра со словами: «Началось». Правда, мы жили в центре, а обстреливать начали с окраин — со стороны Новоазовска. Так что даже умудрялись работать, пока это было возможно.

А потом пропала связь, отключили воду, когда 5 марта начались сильные обстрелы, город уже блокировали. В тот день прорвалась колонна мирных жителей, и была расстреляна — около 40 погибших.

Мариуполь окружили и оцепили — везде шли бои.

Нет больше моего дома. И родители без квартиры остались

Как выживали? Гречку купили, консервы в первые дни — я предполагала, что могут быть перебои, но не ожидала, что город окажется в полном кольце, а магазины разграбят. Уже 6-7 марта не осталось действующих продуктовых точек — все растащили местные, а мебель и технику вывозили уже оккупанты — подъезжали прямо на грузовиках. Но это позднее. У подруги не смогли дверь открыть — гранатой взорвали. Богатый дом, мебель дорогая, все вывезли.

Напротив роддома я жила, у Главпочтамта,— на Проспекте Мира (центральная улица Мариуполя, — прим. ред.). Нет больше моего дома. И родители без квартиры остались. Первый подъезд, где они жили, сгорел полностью, в третий прилетел снаряд, в четвертом полподъезда снесло. Окна везде выбило.

Такой цветущий был город. Когда удивляются, почему не оборудовали бомбоубежища, я отвечаю: вообще-то мы набережную строили, парки, фонтаны, ледовый дворец, бассейн роскошный, кардиологический центр мирового уровня, школы реставрировали — мы жить собирались, а не прятаться в подвалах от соседа. Город возводили для людей, а твари, которые его бомбили — уничтожили все. У меня есть видео, как со стороны Ейска летит истребитель и сбрасывает бомбы недалеко от нас. Это очень страшно…

Бассейн новый недавно открыли — туда бомба. И в драмтеатр наш прилетело. Когда в роддом попали, всех рожениц посекло взрывной волной — у меня остался скрин переписки с подругой — она там лежала на сохранении, ее ранило, а мужа контузило — три дня не слышал. Это ужас, все в крови, мамы выбегали, детей выносили.

Центр очень пострадал, недалеко от нас огромный ТЦ сгорел, а рядом тлела как свеча девятиэтажка… Тогда мы переехали к друзьям — Илье и Любе. Точнее в дом мамы Ильи — там был подвал, где собрались 22 человека — друзья, родственники, их дети. Все, у кого разбомбило дом.

Приходилось перешагивать трупы на улице

Два ресторана у меня было (в одном из них Люба работала заведующей), поэтому мы заезжали и брали там еду. Однажды захожу я в наше заведение через окно (!), а там люди какие-то — вообще-то это мой ресторан, говорю, но ничего страшного, берите, что надо. Водой мы на первых порах запаслись, а потом нашли родник. Другим приходилось снег топить, чтобы выжить. А морозы стояли — вода в квартирах замерзала.

Мужчины наши дрова собирали на стройке и на улице готовили еду. Распределили обязанности — кто-то разжигал костер, другие шли за водой и т.д. Дети в подвале играли, рисовали при свечах, хотя свечи мы тоже экономили.

Самое страшное — это авиаудары. Когда ревет самолет, и понимаешь, что сейчас прилетит, но не знаешь куда, сердце останавливалось. Бомба падала, и оно начинало снова стучать… А еще я боялась остаться калекой, ведь люди с осколочными ранениями умирают в муках.
Иногда приходилось перешагивать трупы на улице. Разорвался снаряд, и вот мужчина без головы лежит и женщина рядом. Перешагнули и пошли дальше.

12 марта погиб Илья… Они с моим мужем шли забрать маму Любы с другого конца города — муж вернулся один. Попали под авиаудар, и через несколько часов муж нашел Илью мертвого. Тот так и остался лежать — был сильный обстрел, потом его нашел брат Любы и похоронил во дворе.

Другие друзья шли проведать старушку, проходили мимо кинотеатра «Савона» (там огромное убежище было), и туда прилетело — их откинуло волной, а одного парня 27 лет — сына моей подруги Кати, ранило осколками в руку и шею, плюс ожоги…

Мою ровесницу (у нее был модный магазин женской одежды) с дочкой — ровесницей моего сына — накрыл снаряд во дворе. Сын одно время с этой девочкой (Карина ее звали) встречался. Друг сына рассказывал, как искал свою девушку — и нашел всю их семью в полностью разбомбленном доме. Так и лежали мертвые, больше месяца, наверное…

Звонила мой продавец Кристина (у меня несколько точек) — ее 16-летнего сына осколком во дворе убило — я знала мальчика. У другой подруги сын тоже погиб от осколочного. У третьей — отчим, она его сама закопала во дворе.

Я двадцать лет строила бизнес — нищей осталась

Думаю, сегодня счет идет на десятки тысяч погибших. Я разговаривала с одной знакомой, они тоже уже в Израиле. Так вот, их дом полностью сгорел. И она знает трех одиноких стариков, остававшихся в этих домах, то есть, они заживо сгорели. А таких историй множество. Быть одиноким и немощным часто означало голодную смерть или риск сгореть заживо…

После этой войны мой мир перевернулся. Никто и никогда не ущемлял в Мариуполе русскоязычных — я заявление в налоговую писала на русском языке, положено на украинском, но никто не обращал внимания. Мой отец в институте право преподавал и на русском, и на украинском. До войны я сама по-украински плохо говорила, а сейчас мне стыдно разговаривать по-русски — моем родном языке.

Среди моих друзей были и любители Русского мира, но с началом войны у многих открылись глаза, рухнули скрепы. Никто не думал, что город будут так уничтожать.

Я двадцать лет строила бизнес, как и мои друзья — мы все нищими остались. У меня была доля в двух ресторанах, магазины, салон красоты, кофейня, теперь всего этого нет. Все остались без дома в прямом и переносном смысле, без родины, без друзей — раскидало нас как бусинки по свету…

Как выбирались? Связь была в одной точке, раз в 4-5 дней удавалось куда-то дозвониться. А у одной из девочек муж — моряк, он в рейсе был, и сообщил, что вроде бы дают 15-го марта коридор. Прыгнули в машины, в чем были — слава богу, авто уцелело, только стекла посыпались от авиаудара.

Понимала, что если не уедем, погибнем, хотя выезжали под страшным обстрелом — авианалеты, «Грады», минометы — все было. Как раз начали обстреливать Приморский район — смотрим, горит жилой дом, снаряд прямо на проезжей части лежит, тут же разбитые сгоревшие машины, воронка от прилета. Ужас. 13-летняя дочь ехала с раскрытыми глазами — как в фильме очутилась. Колонна огромная — сотни машин, до Бердянска ехали 7 часов, а это в 80 километрах от Мариуполя.

Это моя земля, а они на эту землю пришли

Русские стояли уже в Мангуше. Когда останавливались на блокпостах, я боялась сказать хоть слово, могла сорваться. Это моя земля, а они на эту землю пришли. И русские были, и чеченцы, и дагестанцы, и буряты, судя по внешности. Очень много техники, разбитой в том числе.

Я сама до 2014 года в Россию часто моталась, мама моя оттуда, родственники там живут. Они с первого дня в ужасе от того, что происходит. Сестра выходила на митинг, их разогнали, а ее уволили с работы за посты в Facebook. Есть и другие знакомые — у одного на аватарке увидела букву Z — говорю, ты что, побойся бога, убери.
— Это спецоперация, мирных не тронут.
— Не тронут? У меня друг погиб. От чего меня освободили, скажи.
—Ты ничего не понимаешь, у вас там такое творилось.
— Ты мне будешь рассказывать, что у нас творилось? За что мне и моему ребенку падали на голову российские бомбы?
— А ты ответь за 8 лет Донбасса.
— Ты серьезно? У меня в Донецке живет подруга, и в Луганске — там уже много лет тихо, никто никого не бомбил. А нас стирают с лица земли, убивают.

В итоге он меня заблокировал. И второй туда же: это нацики во всем виноваты. Какие нацики? Илья — нацик? Наверное, им жить так проще.

Ад в центре Европы

В общем, в Бердянске пришли в себя за пару дней, а 17-го выехали на Запорожье — 180 километров за 12 часов. Из-за огромного количества машин и блокпостов. Уже был взорван мост перед Васильевкой, и мы объезжали по минному полю — Красный Крест пропускал — всей колонной, прямо по полям. А вскоре на горе увидели наших ребят.

В Запорожье свободно заправились, смотрю, свет в окнах есть, стекла целые, связь работает… Потом уехали в Днепропетровск, и оттуда с помощью ЕА «Сохнут» — через Кишинев чартером в Израиль. Прилетели 30 марта, месяц провели в гостинице в Тверии, сейчас в Хайфе живем.

Знакомые недавно звонили — Илью эксгумировали и перезахоронили на кладбище в Старом Крыму. Они в морге были, рассказали, какой там ужас. Сотни людей — без рук, без ног, без лица, уже разложившиеся. И не все могилы выкапывают. Там, где была табличка — можно идентифицировать, а где ее не было? Женщина 50 лет, синяя куртка, синие штаны. Примерно так. И в общую могилу. А кто под завалами достался — их никто никогда не достанет. Вонь в городе. Ад в центре Европы. И это Мариуполь — мой город, по которому я безумно страдаю и скучаю, будто убили родного человека.

Вместо послесловия

Прошёл ровно год, как мы покинули Украину. Мы безумно благодарны Израилю за все, что здесь для нас сделали. Я полюбила Израиль, но сердце болит за Украину. Пока агрессор лишил нас всего, бомбит каждый день, убивает и разрушает, остальные страны помогают и принимают беженцев. Когда думаю, сколько в этом мире добрых и порядочных людей, всегда накатываются слёзы. Это дает надежду на скорую победу добра над злом.