Люди каждый день уезжали и оставляли еду — на меня это производило ужасное впечатление. Окна в квартире выбило, отопления не было, стену разворотило взрывной волной, а в подвале, где я спала, железную дверь вынесло авиаударом и швырнуло на мою раскладушку, к счастью, пустую…
Обстреливали постоянно, но снести дядю в подвал снести — нереально, поэтому бегала к нему трижды в день. Готовила в блендере жидкое питание, но ему требовалась специальная медицинская смесь, которую никто не доставлял, мы ведь в эпицентре оказались.
И из автоматов стреляли, и из танков… Когда обстрелы в квартире заставали (на пятом этаже мы жили) пряталась между несущими стенами. К тому времени человек пять нас осталось из примерно 300 жильцов. Дяде становилось хуже, он воспаление легких перенес незадолго до этого.
Лекарствами снабдили один раз после двух недель ожидания, и их не хватило. Катетер привезли мочевой, но поменять его невозможно — врачи не хотели приезжать, даже из Красного Креста. Собственно, из-за отсутствия медицинского ухода дядя потом и умер.
Я обзванивала все организации, оставляла заявки на эвакуацию… В итоге, нас вывезли по «еврейской» линии в Польшу на медицинском амбулансе. Правда, из дома забрать отказались — слишком опасно, благо, волонтеры доставили в 4-ю больницу, где ждала Скорая помощь. Все это под обстрелами, на дороге трупы валяются, у одного нога оторвана, машины расстрелянные… Я потом голову пригнула — очень страшно было.
Каким-то чудом вырвались, ехали почти сутки, причем, без остановки.
В Варшаве мы оказались слишком поздно…
В Польше нас встретили представители ЕА «Сохнут», дядю сразу забрала местная Скорая, но… к сожалению, слишком поздно. В легких оказалась жидкость, и через пять дней в больнице его не стало. Похоронили в Варшаве, на еврейском кладбище. Дядя был мне как отец, последний близкий человек…