24-го в пять утра мне позвонила ребецн Хана Асман: просыпаемся, собираем вещи, началась война. Мы плохо понимали, что делать. Правда, в первый же день удалось привезти родителей с Левого берега в Анатевку (еврейская деревня под Киевом под патронатом рава Моше Асмана, — ред.). Очень отзывчивый водитель попался — по-моему, таджик по национальности. Писал мне потом, интересовался, как родители.

Казалось, что сейчас проснусь, и все закончится

Почти сразу начали летать ракеты и военные самолеты. На второй день мы перебрались в подвал, поскольку убежища в Анатевке не было. Взрывы раздавались, окна тряслись — это полуподвальное помещение, там небольшие окна, мы закладывали их подушками, чтобы не посыпались стекла. Спали и жили там, выходили только в туалет и поесть.

Казалось, что сейчас проснусь, и все закончится. Даже на фоне взрывов, даже после того, как мимо городка проехали танки, даже когда выставили блокпост.

С детьми было особенно тяжело — они же папу потеряли незадолго до войны, муж умер 10 января. Папа — это всегда защита, а сейчас ее нет…

Мы не понимали, ехать или оставаться, решение принимала я — отцу 84 года, он слеп на один глаз, а на фоне стресса терял зрение и на втором, к тому же они с мамой глухонемые. 28-го февраля мы уехали с эвакуационной колонной — 20 машин и автобусов со стариками и детьми.

За два дня до войны я купила машину, но не успела оформить на себя. Мы ехали на моем джипе, но за рулем сидел сопровождающий. Часть детей поместились в багажном отделении, другие сидели со мной и водителем в салоне — всего 8 человек.

На каждом блокпосте нас брали на мушку — солдаты боялись диверсий и провокаций.
Дети очень пугались — я такой молитвы «Шма, Исраэль» не слышала никогда — машина аж гудела. Водитель сказал, что с такими молитвами он сам станет евреем.

Проехали мимо взорванной нефтебазы, от которой поднимался черный гриб, возвышаясь как столп над землей.

Блокпосты, танки, вооруженные люди…

На КПП дети махали руками бойцам теробороны и те им с улыбкой отвечали. Это немного успокаивало. Проехали Васильков — получаю сообщение в Телеграм-группе: все в укрытие, город бомбят. Проехали Белую Церковь — то же сообщение. Как-то нам удавалось миновать их, словно кто-то провожал… Но страх не покидал — я давала 9-летнему Йосефу памперс на каждом блокпосте, выйти было нельзя. Младшему — Элику — год и восемь, поэтому запас подгузников был.

10-летняя дочка потеряла сознание от стресса

К ночи доехали до границы с Молдовой. Родителям в общем автобусе разрешили пересечь КПП, а нам пришлось выйти из машины и переходить границу пешком.

На каждом из детей — по два рюкзака, старшая — Дора — несла малыша, даже самая маленькая — 7-летняя Хая, тащила подгузники, все что-то волокли. На пешем переходе в Могилеве-Подольском мы оказались одни. Только зашли на мост — завыли сирены, и сразу разревелись дети. Я им говорю: можете плакать и кричать сколь угодно — только бегите, не останавливаясь.

Так мы бежали по мосту — орущие дети с вещами и я с чемоданами, замыкая цепь. Уже на молдавской стороне в приемном пункте для беженцев 10-летняя Батэль потеряла сознание от стресса... Молдаване — удивительные люди с огромным сердцем, они детей успокаивали, какой-то полицейский подошел к Батэль, обнял ее и начал объяснять, что уже все в порядке, она под защитой.

Нас завели в комнату обогрева — там еда, напитки. Подошли волонтеры, один предложил поесть, я поблагодарила, но сказала, что мы соблюдаем кашрут. Он сам оказался евреем, понимаю, говорит, ситуацию, показал фото своих деток. Этот парень нам и помогал — многое происходило даже без моего участия — кто-то взял телефон, вставил сим-карту, кто-то принес воды, кто-то таблетки успокоительные — люди были невероятно отзывчивы. После этого нас покормили обедом в кишиневской синагоге, потом перевезли на базу отдыха за городом, а потом в Румынию, поскольку небо над Молдовой было закрыто. И уже оттуда — в Израиль.

Нас встречали сын Давид, живущий в Израиле восемь лет, и моя племянница, забравшаяся к себе родителей.

Переночевали у сына, я даже не помню, как зашли в квартиру, он потом мне рассказал, что я заснула, и он меня просто заволок в дом и положил на кровать. Проснулась в том, в чем спала в подвале в Анатевке. И с маской на подбородке. Это было очень комично… На следующий день Министерство абсорбции поселило в гостинице — там же, в Беэр-Шеве.

Когда стал вопрос о том, где жить, я ориентировалась на учебные заведения, чтобы сохранить еврейское воспитание, которое дети получили в Украине. У нас друзья в Кирьят-Малахи — там мы арендовали квартиру, дети пошли в школу, потихонечку обустраиваемся.

Сын не может радоваться, пока в Украине война

Травма, разумеется, не ушла, периодически кто-то из детей плачет. У нас здесь был чудесный Пурим — весь городок праздновал, много клоунов, развлечения, трапеза, все очень красиво. И вдруг Йосеф все бросил, прибежал домой и сильно разревелся: мама, как же я могу праздновать, когда дети в Украине не могут костюм купить, ни уши Амана попробовать, ни мишлоах манот получить, у них там нет Пурима, одни взрывы. Так расстроился, что разбросал все, что ему надарили — сказал, мне вообще ничего не надо, я не могу радоваться, когда такое происходит. И тут же вспомнил папу, мол, без него отмечаем. Когда детям плохо, они сразу думают о папе, и это очень болезненно.

Анатевка сейчас стоит пустая, хотя здания уцелели, правда, одна ракета упала рядом с оэлем Чернобыльского ребе. Но жителей нет, только охранники…

Община наша оказалась очень сплоченной, иначе, не знаю, как я прошла бы этот путь. Все организационные моменты взяли на себя раввин Моше Асман и его сыновья — на всем пути решали технические вопросы. Часть людей потом разъехались, кто-то осел в городке Ноф а-Галиль, многие поехали на Кипр, некоторые в Германии оказались. Но община продолжает существовать, есть группа в Whats App, где можно получить любую консультацию, помощь, одежду, обувь, продукты.

Вместо послесловия (сентябрь 2022)

Дети адаптировались, нам помогают учителя, директор школы, им дают дополнительные часы иврита, психолога выделили. Кирьят-Малахи — небольшой городок с сильной хабадской общиной, очень ощутима поддержка с ее стороны. Но не забывает о нас и община Киева — рав Асман по сей день помогает. Но дети все равно не считают дом, в котором мы живем, своим. Мыслями они в Киеве, ждут окончания войны и надеются на возвращение.