Cookies managing
We use cookies to provide the best site experience.
Cookies managing
Cookie Settings
Cookies necessary for the correct operation of the site are always enabled.
Other cookies are configurable.
Essential cookies
Always On. These cookies are essential so that you can use the website and use its functions. They cannot be turned off. They're set in response to requests made by you, such as setting your privacy preferences, logging in or filling in forms.
Analytics cookies
Disabled
These cookies collect information to help us understand how our Websites are being used or how effective our marketing campaigns are, or to help us customise our Websites for you. See a list of the analytics cookies we use here.
Advertising cookies
Disabled
These cookies provide advertising companies with information about your online activity to help them deliver more relevant online advertising to you or to limit how many times you see an ad. This information may be shared with other advertising companies. See a list of the advertising cookies we use here.
Херсон
Первый месяц оккупации русские не разрешали никого хоронить
Ольга и Денис, владельцы сети магазинов натуральных продуктов
Здание Херсонской областной государственной администрации после российского обстрела

Источник: Херсонская областная государственная администрация
Денис. В первый день войны я еще не верил в происходящее. Приехали на работу как обычно, открыли магазин. Шум был, конечно, но за городом, в Чернобаевке. Думали, что этим и ограничится.

На следующий день стало ясно, что русские уже практически вошли в Херсон, и мы отрезаны от Украины. Вот это был шок. Все равно продолжали работать вплоть до 1 марта, когда русские войска действительно заняли город. Лишь тогда мы осознали, что все это реальность, а не шумовой фон в СМИ.

Первым делом бросились принимать душ

Ольга. А у меня иные воспоминания. Я проснулась в 5.30, муж говорит: «Война началась, аэропорт взорвали». Первым делом бросились принимать душ, потому что воду сейчас отключат. Потом решили заправить машину — с мокрой головой поехала. Выезжаю и вижу огромный столб черного дыма — словно кадр из фильма-катастрофы. И люди куда-то бегут с сумками. Это было примерно в 7 утра. Подъезжаю к заправке, там огромная очередь —понимаю, что стоять бесполезно.

Денис. Началась паника, но, поскольку у нас собственный магазин, то в очередях мы не стояли, наоборот, у себя в магазинах их обслуживали. В пятницу 25 февраля я даже отправил заявки на следующую поставку — все как обычно. Только в понедельник узнал, что ничего не получу. Большинство продуктов в наших магазинах — с небольшим сроком хранения — их надо либо продать, либо раздать.

Херсон, пожар в помещении Красного Креста

Источник: Национальная полиция Украины
Ольга. Когда прямо над нами очень громко пролетел самолет, дети (3 и 7 лет) испугались. Мы сразу оборудовали место в подвале, я собрала воду, еду, документы, детские вещи. Спустились туда, но было так холодно, что больше двух часов не выдержали. Ночевали дома, сирен не было, точнее, мы их не слышали. По-настоящему страшно стало, когда началось мародерство — 1 марта, в первый день оккупации.

Денис. Это был самый страшный день — мы не выходили из дома, как, собственно, и большинство херсонцев. Жители снимали из многоэтажек, как идут колонны российских военных по улицам. Как себя поведут — непонятно.

Ольга. Как оказалось, ночью тероборона вступила с ними в неравный бой — у них даже не было оружия, только коктейли Молотова. Всех убили, десятки трупов.

Город отрезан, нет ни лекарств, ни еды

Денис. 2 марта я взял рюкзак, сел на велосипед и поехал в магазин. Его не размародерили, хотя уже начали грабить большие супермаркеты — и русские, и местные. Били стекла и забирали товары.

Ольга. Мы испугались, что сначала разграбят магазины, а потом пойдут по домам, а у нас двое детей, оружия нет, охрана не выезжает. Мы оплачиваем «Лидер», но красная кнопка не работает. Чувствуешь себя абсолютно беззащитным. Ты должен объяснить детям, что в случае чего надо спрятаться в комнате и не выходить из нее. И позвонить нашему соседу, у которого есть оружие. Но это очень сложно объяснить семилетнему ребенку, а трехлетнему — в принципе невозможно.

Денис. Нашли только огнетушитель и лопату — стали строить многоуровневую оборону, — от двери к спальне.

Ольга. Наполняли баночки водой, чтобы бросаться, если они снизу зайдут. Но это сейчас выглядит как «Один дома». А тогда было страшно — ты беззащитен, и звать некого.

Последствия российского обстрела центра Херсона
Источник: Херсонская областная государственная администрация
Повыгребали все и пусто… кормить детей нечем — это безумно страшно
Денис. Тем не менее, 3 марта я открыл магазин и сам стал за прилавок. Собралась огромная толпа, но постепенно удалось наладить более или менее нормальный режим работы. Мы живем в центре города, и магазин у нас в центре, а русские КПП тогда стояли только на выезде из Херсона. В самом городе блокпосты появились намного позже — это одна из причин, побудивших эвакуироваться — стало сложно передвигаться без проверок.

Ольга. Город отрезан, нет ни лекарств, ни еды. Денис начал объезжать базы и увидел, что все заканчивается — продуктов нет, и они не завозятся. Март был очень холодный, овощи пропали, молоко, цены выросли до небес. Мясо стоило 600 — 800 гривен за килограмм вместо ста, как обычно. В целом все подорожало в 8-10 раз, была паника, при этом все сметалось. И совершенный ужас, а дальше что? Хлеб исчез. Мы его никогда особо не ели, но тут очень захотелось.

Мы продавали продукты для людей с ограничениями питания — без глютена, без лактозы, многие для детей покупали — приходят, а ничего нет. Повыгребали все и пусто… кормить детей нечем — это безумно страшно.

Запустить всех в магазин невозможно, друг друга бы передавили. Страшно, когда очередь на улице, а ты не можешь продать ничего. Пришлось дозировать — полкило в одни руки. Многие просили — дайте больше, дети дома. А не можешь, за ними же тоже люди. Безумно тяжело это все воспринималось, какое-то одно сплошное, гнетущее, серое, холодное и липкое состояние.

Отношение к смерти поменялось

Денис. Медикаментов нет. Некоторые знакомые начали умирать от болезней и отсутствия лекарств, иногда сердце останавливалось. То и дело слышишь — скончался от стресса. Более того, первый месяц еще и хоронить запрещали.

Ольга. Кладбище находится за городом, в первый день оккупации туда поехал катафалк, и был расстрелян русскими. После этого никто не хотел туда ехать. Гробы-то закрытые, русские боялись, как бы чего ни вышло, и в результате первый месяц не разрешали никого хоронить.

Денис. И при этом в новостях постоянно: «Херсон — это Украина». А ты выходишь на улицу и видишь, что это не так. Город отрезан, зеленых коридоров нет. Через неделю пошли слухи, что кто-то через поля прорывается, через Станислав, но не все доезжали. Проехал — молодец, не проехал — ну и ладно. Отношение к смерти поменялось. Ну, умер. К сожалению. Подорвался. Три машины расстреляли. Бывает.

Проехал — молодец, не проехал — ну и ладно. Отношение к смерти поменялось. Ну, умер. К сожалению. Подорвался. Три машины расстреляли. Бывает
Ольга. Ощущение, будто тебя выкинули. Когда наметились какие-то пути эвакуации, за колоннами с беженцами стали прятаться русские. Когда формировались колонны, они открывали путь гражданским авто и рядом ехали на своей технике, чтобы ВСУ не могли стрелять по колонне.

Денис. Но все равно стреляли.

Ольга. С середины марта люди выходили на протесты и демонстрации за Украину. На первых порах русские не реагировали. Складывалось впечатление, что все это ненадолго. Началось нечто вроде оттепели, торговля ожила, пустили машины с овощами из области. Цены оставались космическими — шампунь за 700 гривен, пиво за 80. Пошел контрафакт из Крыма — берешь «Поляну квасову» — видна этикетка-самоклейка, содержание солей не то, пить невозможно.

Более того, все украинские магазины закрылись. Осталось несколько локальных сетей, в которые централизованно завозили продукты. Все остальное продается как в 1990-х. Рынки превратились в большую улицу, где можно купить все — водку на разлив, коньяк (тоже на разлив).
Возможно, кому-то и нравится, молодость вспомнит. На самом деле тебя вернули на 30 лет назад, и ты должен в этом вариться.

Что касается «оттепели», то в апреле она закончилась. Потом стали похищать людей. Приглашали поговорить, а дальше…

ФСБ-шники работали очень четко

Денис. Пару недель они собирали информацию — присматривались к самым ярким, а после этого по ночам приезжали и забирали активистов. И больше их никто не видел. В следующий раз на митинги выходило меньше людей. Опять всех активных задерживали. Нет, на улицах никто никого не убивал.

Ольга. ФСБ-шники работали очень четко. На площади никого не казнили, но на протяжении двух месяцев в разных группах постоянно всплывали сообщения: пропал, исчез, ушел из дома и не вернулся. Потом это прекратилось.

Однажды к отцу (он директор благотворительного фонда) обратилась знакомая, просит помочь, мол, сына забрали и …ни слуху ни духу. Папа что-то пытался узнать, потом от сына пришла СМС: со мной все в порядке. Но самого его до сих пор нет. А через неделю (в первой декаде апреля) с отцом начали беседовать, склонять к сотрудничеству и уточнять, как себя чувствуют дети. Перспектива была ясна, поэтому мы собрали вещи и на следующий день уехали.

Отец был вынужден выехать с нами, хотя очень этого не хотел, но это разумная альтернатива подвалу. Ему предлагали эвакуироваться раньше, но папа не хотел оставить людей без помощи. Так или иначе, сейчас мы в Германии, а он в Одессе, где всеми силами пытается опекать евреев, оставшихся в Херсоне.

Херсонская детская областная клиническая больница после обстрела 1 января 2023
Источник: Государственная служба Украины по чрезвычайным ситуациям
С отцом начали беседовать, склонять к сотрудничеству и уточнять, как себя чувствуют дети. Перспектива была ясна, поэтому мы собрали вещи и на следующий день уехали
Денис. Кто мог — уехал, но далеко не всем это под силу. Дорога занимала минимум пять суток. Люди просто умирали. А во-вторых, куда ехать? В Европе несладко, и в Украине тоже непросто устроиться.

Ситуация еженедельно менялась. Мы выезжали через Снегиревку и Баштанку — все главные дороги были уже заминированы, надо было объезжать по полям. Через каждый километр стоит русский блокпост — мы их прошли 26, потом серая зона и еще около 20 КПП ВСУ. Но проблема не только в блокпостах, дороги нет практически — у некоторых машин колеса отваливаются, на обочине валяются.

Обычно путь из Херсона до Одессы занимает 3 часа, мы ехали 14. Не дай бог какая-то поломка — и ты остаешься посреди поля.

Ольга. Когда тормозили, Денис открывал багажник, оттуда сразу выпадал горшок, все становилось ясно. У кого машина покруче, тех трясут, дань сбивают.

Мы выезжали в Одессу на 2-3 недели

Денис. Нам повезло. А многие попадали под обстрел, машины сгорали, люди гибли, бывало, на снайперов натыкались. Одна колонна выезжала через Давыдов Брод — погибло 30 человек. Один снаряд — и все. Это все неофициальные коридоры были — какой-то волонтер нашел лазейку и делится маршрутом. В течение недели тысячи машин едут по этой дороге. Потом бац, лазейку закрыли. Находят новую, и так до бесконечности.
Общаемся ли с друзьями в России? С теми, кто еще в 2014-м сказал, что «Крым их», прервали отношения еще тогда.

Ольга. У моей мамы была университетская подруга, с которой они потерялись, и через много лет «воссоединились» благодаря передаче «Жди меня». Мы гостили у нее в Петербурге лет 11 назад, а после Крыма та резко обозначила свою позицию, и они больше не контактировали. После войны она маме даже не позвонила…

Есть у мамы одноклассник, уехавший в Москву, она приглядывала за его мамой, можно сказать, дружили. С началом войны тоже не связался — это очень ранит.

Херсонская телебашня, взорванная российской армией при отступлении из города
Источник: полиция Херсонской области
Одна колонна выезжала через Давыдов Брод — погибло 30 человек. Один снаряд — и все
Денис. Раньше для нас Крым и Донбасс были далеко, а когда это коснулось тебя лично…

Ольга. Я переехала в Киев, когда в городе осели многие дончане. Их сторонились — это было заметно и неприятно.

Денис. Киев тогда считал, что Донецк сам виноват, боюсь, сейчас то же самое скажут о Херсоне. Короткая юбка у вас была, поэтому и изнасиловали. Или потому, что на русском говорим. Хотя весь Киев говорит по-русски.

Ольга. Ты смотришь в Херсоне украинские новости и понимаешь, что они вообще не отражают реалий. Даже сейчас (в сентябре 2022 года) пишут, мол, разбомблен Антоновский мост. А он не разбомблен. Да, поврежден, но легковые машины проезжают.

В Херсоне и в Каховке в день начала войны не осталось ни одной машины полиции. Как и ВСУ. А наши рассказывают, как они доблестно защищались. В эти моменты становится страшно и больно от непонимания, почему так случилось.

Знаменитые 2-3 недели Арестовича откуда взялись? Он же в апреле сказал — 2-3 недели, и Херсон свободен. Мы выезжали в Одессу на 2-3 недели, в мае думали вернуться. Потом в июле, в августе, а теперь уже никто не верит.

Очень грустно становится, когда вспоминаешь, что было с Донбассом. И Киев точно так же скажет, мол, сами виноваты, «Все, кто хотел, — уехал!». А кто остался — поддерживают оккупантов. А они не поддерживают, мы не поддерживаем!

Мы так долго вырывались из СССР, чтобы вернуться в Советский Союз?

Денис. Если нет своей машины, нужно купить билет на перевозчика — 300 долларов с человека, и почти без багажа. На семью — 1200 долларов, не у всех они есть. Продать ты ничего не можешь. А потом тебе опять нужны деньги, и немалые, чтобы обустроиться на новом месте. У кого было лишних пять тысяч долларов — тот уехал.

Ольга. Все, что у тебя было — осталось там. И у нас пока нет возможности даже посмотреть, что там происходит, там сейчас русские с автоматами и на танках. Да и зачем? Чтобы дети учились в русской школе, которую выкинула болонская система?

Денис. Понятно, что люди и в Донецке живут, но там нет будущего. А российский паспорт вообще стал черной меткой, а они заставляют брать паспорта РФ. Мы так долго вырывались из СССР, потом ждали безвиз, а теперь вернуться в Советский Союз? В зону.

Есть, разумеется, знакомые, сознательно оставшиеся в Херсоне. Они не хотят начинать все сначала. Имущество, бизнес — тяжело бросить, к чему ты так долго шел.

Ольга. Они никогда не были за Россию и никогда ее не поддерживали. Но, как написала моя учительница, когда наши стали бить по мосту: «Сейчас все живут надеждой, что деоккупация не будет для нас всех убийственной».

Мы здесь в Германии три недели провели в лагере беженцев, и некоторые этого не выдержали — я знаю семью, вернувшуюся в Мариуполь! Каждый человек проживает это по-своему.

Представители оккупационной Херсонской военно-гражданской администрации в Геническе, новой подконтрольной России временной столице "Херсонской области"
Источник: Википедия
Вместо послесловия. Февраль 2023

Ольга. Я плакала от радости, когда в ноябре Херсон освободили. Даже появилась надежда на возвращение домой, но каждый день эту надежду русские разбивают бомбами. С момента освобождения оттуда уехали последние остававшиеся знакомые. Город свободен, но жить в нем сейчас невозможно (по данным разведки Великобритании на февраль 2023 года, Херсон — самый обстреливаемый город Украины за пределами Донбасса).

Свидетельство записано 26 августа 2022