Я могу плакать, не обращайте внимания…
24-го февраля проснулись от взрывов — поначалу большого значения не придали, думали, попугают немного. А когда начались сильные обстрелы, выезжать было поздно.
Потом перебрались в дом свекрови — у нее хороший подвал. 22 человека сидели там с 1 по 15 марта — родственники, друзья, коллеги. Маму друзей привезли — ей 89 лет, дом разбомбили, она в подъезде пряталась, почти трое суток не ела, ревела.

Нашего квартала нет вообще — его стерли
Самое страшное — это даже не обстрелы, а авианалеты. Наши ребята пошли за продуктами в центр города, а в тот день как раз разбомбили роддом. Упали на землю, а когда закончилось, зашли в наше заведение «Сыто-пьяно» — там все в хлам. Огромная воронка в центре города — вокруг три 9-этажки, больница и наше кафе — его будто пеплом присыпали.

Провизию кое-какую успели забрать из ресторана, на рынке купили консервы, тушенку, мешок картошки оставался. Но готовить тяжело, поскольку сидели без света, воды и газа. Пилили деревья, пускали их на дрова, снег шел и дождь — собирали эту воду.
Очень холодно было, так что побросали матрасы, пледы, и спали в одежде. Дети стойко все переносили, один раз только — примерно 10 марта, сын расплакался, ему 13 лет: «Мамочка, больше не могу». Я уговариваю, сыночек, надо потерпеть. Взял себя в руки. Истерики не закатывали, рисовали, играли, наш племянник академическим вокалом занимался — пел для них, отвлекал.

У некоторых начинались панические атаки, словно сходишь с ума. Со мной такое случилось 6 марта — темно, страшно, начинаю задыхаться, сердце выскакивает, пытаюсь орать, не могу себя контролировать. Минуты три это продолжается, потом удается себя уговорить, что все пройдет. Хотя на самом деле очень страшно…

Нашего квартала нет вообще — его стерли. И не только нашего. Очень сильно бомбили 17-й микрорайон, а у меня там мама живет. В один из дней Илья — это мой муж — пошел за ней с другом, хотели забрать. Минут сорок пешком. Друг вернулся, а он нет. Через четыре дня мой брат нашел тело — напротив больницы похоронил, как мог (плачет).

Через пару дней решили выбираться, но топлива мало — у кого-то полбака, у кого-то еще меньше. На выезде из города колонна российской техники — я побоялась снять. Они же телефоны проверяли, у некоторых вообще забирали и разбивали. У меня подруга — доктор экономических наук, увидели в ее мобилке фото знакомого парня в военной форме, начали прессовать, мы тебя сейчас в подвал и т.п.

С поломанной ногой проехала через пол Европы

Выезжали через Песчанку по проселочным дорогам, на обочине пять сгоревших машин видели. По пути из Бердянска на Днепр 20 российских блокпостов прошли, машины они проверяли, документы, некоторые предлагали конфетки-жвачки из своих пайков. У меня внутри все кипело, я мужа потеряла, говорю: нам вашего не надо. А одного спросила: «Зачем вы здесь?» И он пошел: «А как вы 8 лет Донбасс?». Я начала кричать, что вы чушь несете, чувствую, что лезу на рожон, свекровь меня одергивает: «Люба, умоляю, замолчи, давай выедем». И я просто закрыла окно.

Врага себе придумали в виде украинцев и «бандеровцев». У меня мама русская — родилась в Брянской области. Я все детство провела в России, у бабушки в селе Скоробогатая Слобода. У нас в Мариуполе, наверное, до 40% были пророссийски настроены. Я сама не ожидала, что такое с нами сотворят.

У меня дочь — сотрудник «Сохнута», 22 февраля из Харькова поехала в Будапешт на семинар, а вернуться уже не смогла. Мамочка, говорит, приезжай ко мне. А у меня ко всему нога поломана — когда стреляли, споткнулась на бегу и сломала. И вот я с поломанной ногой проехала через пол Европы. Из Будапешта двинулись в Германию, в Дрездене остановились. Квартиру сняли квартиру на 5 месяцев — знакомые ребята-бизнесмены помогли, и раввин Мариуполя.

Вообще, имя Любовь очень соответствует моему мировоззрению. Но вы не представляете, что творится сейчас у меня внутри — ненавижу все, что связано с Путиным и Русским миром. Знаете, что нам в Германии знакомые сказали? Сдавайте украинские паспорта, Украины больше не будет. Они сами из Мариуполя, живут в Европе больше 20 лет.

Многих эта война унесла. У моей дочери подруга была — Карина, 22 года, я дружила с мамой этой девочки. Вышли они как-то во двор еду приготовить, и их …прямо у подъезда — я не могла в это поверить. Ее муж, потерявший жену и единственную дочь, орал как раненый зверь.

Facebook открыла — муж подруги моей институтской пишет, что ее больше нет. Каждую неделю — минус один знакомый. Сразу паника начинается, потом беру себя в руки, понимая, что ничем не могу помочь. Автомат взять не могу, хотя очень хочется.

Мама в Мариуполе осталась, связи почти нет. Дозвонилась один раз — меня ранило, говорит. Она к мужу на могилу каждый день ходила, хотя я умоляла ее этого не делать. Десять дней уже связи нет. А мы здесь со свекровью и сестрой мужа. Свекровь не очень, у нее стент в сердце, тяжело, конечно…

Вместо послесловия. Ноябрь 2022 года.

Свекровь с Аней (это ее дочь, сестра моего мужа) сняли небольшую квартиру в Дрездене, старушка сдала, конечно, ходит с трудом. А я в Польше — у меня тут знакомые, да и язык попроще. Думала было в Израиль, но многие документы утеряны. К тому же дочь не захотела уезжать, институт нужно закончить, она сейчас во Львове — относительно недалеко. Нога не заживала очень долго, только в сентябре гипс сняли. И сына тоже лечим — он инвалид, не растет, проблемы с позвоночником.

Мама по-прежнему в Мариуполе. Отопления там до сих пор нет, а уже ноябрь. Газа тоже нет, но окна новая власть вставила — самые дешевые. В городе разруха, она звонит и постоянно плачет: я вас никогда не увижу и т.д. Еле подключили Интернет, сейчас хоть созваниваемся.

Паек выдают, за хлебом бесплатным очередь отстоять надо. Цены сильно выросли — один знакомый экспедитором устроился, смотрит накладные и видит, что каждую неделю цены поднимаются. С топливом перебои, да и с водой тоже проблемы. Правда, две пенсии мама теперь получает — украинскую и российскую. До октября на костре готовила, но брат недавно газовый баллон купил. Люди из соседних домов так и готовят на улице, непонятно, как зимовать будут. Мама после четвертого инсульта, сама к нам не доедет, а пустят ли меня в Мариуполь — сомнительно, учитывая проукраинский профиль в Facebook.

До сих пор просыпаюсь ночью от страха

Все, с кем мы сидели в подвале, разлетелись. Подруга моя лучшая выехала в Израиль с родителями, другая подруга в Киеве с семьей — без света сидят по полдня. Одна семья сначала в Будапешт подалась, сейчас в Словакии, есть друзья, уехавшие в Германию, Австрию, Швейцарию.
Да и в Мариуполе некоторые остались — шеф-повар наш, например. Он в Крым поначалу двинулся, но работа там только сезонная, цены сумасшедшие. Вернулся в Мариуполь — признается, понимал, мол, что все плохо, но что настолько… Город-призрак, если видишь целый дом — удивляешься, потому что весь день по руинам ходишь. К ним прилет был, дыра в потолке, благо, соседи дали этому парню ключи от своей квартиры в другом подъезде.

Ребенок у него родился, хотел кафешку открыть, заработать немного. Он очень хороший повар. Но за аренду такую цену заломили, что шансов нет… Люди в депрессии, даже молодые. Работы в Мариуполе нет, разве что на стройке, вот невестка моя пошла им жрать готовить, а что делать?

Мы жили нормальной жизнью, работали, с друзьями встречались, планы строили. Все оборвалось в одно мгновение.

Я до сих пор просыпаюсь ночью от страха. По прошествии времени уже можно составить мартиролог. У Кати погибли отчим, мама и дядя — прямое попадание снаряда. Подруга детства — Алена — мне позвонила, в дом ее сестры прилетело — она заживо сгорела, а муж выпрыгнул с 7 этажа, и разбился насмерть. Виктора — это бармен в ресторане, где я работала управляющей, — контузило, оглох на одно ухо, до сих пор не слышит. Лешу, который жил с нами в подвале, контузило, а Диме раздробило пятку и локоть, и ожоги остались на шее. Уже в Германии врачи достали осколок, подозревают фосфорный ожог.