Несмотря на все предупреждения, мы категорически отказывались верить в возможность войны. 24-го февраля встали как обычно — в 5.30 утра, я включил телевизор и увидел, что Харьков уже бомбят. Тем не менее, жена поехала на работу — в ближайшую к ДНР часть города, откуда (как потом выяснилось) шло наступление. А там уже кошмар — снаряды рвутся, ракеты над головами. В общем, туда она добиралась 50 минут, а назад — пять часов!

Жена меня спасла

Мы жили в районе порта, сначала канонада доносилась до нас только эхом, но с каждым днем усиливалась. 26-го отключили воду, а 27-го — электричество.

До 2 марта в убежище не спускались, и даже не искали укрытие, будучи уверены, что фронт до нас не дойдет. А 2-го я в какой-то момент пошел на кухню сделать кофе. Несу две чашки в спальню, слышу шум со стороны гостиной, заглядываю туда и… в этот момент раздается мощнейший взрыв. Вылетают все окна на балконе, их просто разрывает в клочья. Выбежавшая жена успела схватить меня за плечи, повалила на пол и затолкала в кладовку. Вся гостиная — в осколках, повсюду гремит, хруст стекла, соседи кричат…

Мы схватили тревожный чемоданчик, спустились в подъезд — он тоже в осколках, а куда дальше — не знаем. Приоткрыли металлическую дверь, насквозь прошитую осколком снаряда, а во дворе творится невообразимое — поваленные деревья, разбитые стекла, на земле валяется обшивка балконов. К счастью, метрах в двадцати оказался открытый подвал — не оборудованный, заваленный строительным мусором, но большой.

За нами забежала соседка с детьми и мужем, а минут через 15 ребята-военные занесли на руках лежачую пенсионерку. Так началась наша подвальная жизнь на земляном полу с цементной пылью — до 17 марта мы оттуда практически не выходили.

Раза три удалось подняться в квартиру, а с 7 на 8 марта остались переночевать, почему-то решили, что не будут бомбить в Женский день. Но окна выбиты, заснуть при минусовой температуре тяжело даже в пуховиках, а в два ночи начался обстрел из тяжелого вооружения, и мы опять бегом в подвал.

Две недели практически не раздевались, из подручных материалов стеллажи какие-то соорудили, устроили лежанки, одеяла принесли старые.

На глазах одной из знакомых мать разорвало снарядом

Питались консервами — костры, в отличие от многих, не разводили. Во-первых, дрова отсырели, а, во-вторых, только выйдешь на улицу — через пять минут налет… Когда чуть потеплело, обстрелы ненадолго прекратились, и соседка вышла из другого подвала, присела на лавочку. Сидит, наслаждается солнцем, и вдруг снова началось. Мы ей кричим: уходи, прячься! Она не реагирует, возможно, решила покончить со всем этим. Когда через час все стихло, вышли на улицу — тело этой женщины в неестественной позе лежало на лавочке.

Справа и слева от нашего дома было два оборудованных подвала. В одном из них от разрыва сердца умер 40-летний мужчина — просто от канонады. В другой многоэтажке отец с сыном вышли подышать воздухом, тяжело это говорить… в общем, мальчику голову оторвало, а у мужчины разрыв сердца. Люди за водой ходили в частный сектор — пара километров от нас, одну семью там накрыло — оба погибли.

В наш подвал к лежачей бабушке приходил иногда племянник, рассказывал, что все усеяно трупами — центральные улицы, магазины. На глазах одной из знакомых, она сейчас в Израиле, мать разорвало снарядом.

Постоянно ходили слухи о том, что наш район будут накрывать мощным огнем и стирать с лица земли. Это окончательно заставило нас уйти. 17 марта через весь город прошли, фактически по линии разграничения, будто в ад попали. Изувеченные трупы, разбитые легковушки, сожженные дома, зияющие квартиры, столбы электропередач, разбитые витрины, постоянная канонада. Однажды напоролись на российский танк, повернувший дуло в нашу сторону. А из-за него выглядывали вооруженные автоматчики — целая танковая колонна пряталась между домами. Но нас никто не остановил, мы баклажки пустые показывали, будто по воду идем.

Шли к теще, у нее квартира в районе, уже занятом солдатами ДНР. Не забуду эту картину: бульвар Шевченко, три дома стоят параллельно друг другу — по восемь подъездов в каждом. И каждый двор усеян могилами, кресты самодельные.

Теща на 7 этаже живет — я вышел на балкон, с одной стороны — выгоревший дом с зияющими пустотами квартир, с другой — такое же опаленное здание с разбитыми стенами… А девятиэтажку тещи почти не зацепило, только стекла выбило в подъездах.

На распределительном пункте предлагали ехать в ДНР или в Россию

На следующий день по зеленому коридору выехали в Володарское. Блокпост был примерно в двух километрах, проверяли не очень жестко, но в приказном тоне — снять одежду (а на улице минус). Мне 58, борода седая, так что особо не шмонали.

На распределительном пункте предлагали ехать в ДНР или в Россию. Переночевали в спортзале на матах — настоящее блаженство после досок в подвале, просто королями себя чувствовали. Созвонились с сестрой жены, устроились у ее тети в Володарском. Редкая удача.

Стали в очередь на фильтрацию, но очередь практически не двигалась, прошли лишь 13 апреля, и то потому, что я сказал, что направляемся в Донецк — такие семьи пропускали вне очереди. Сигнал в Володарском ловился с большим трудом лишь в двух точках, но удалось дозвониться до нашего раввина.

От выезда через Крым я отказался, а 21 апреля в нашу дверь постучали — мой хороший знакомый из синагоги приехал на машине с девушкой по имени Элла, вывозившей евреев. Собирать было нечего — два рюкзака с документами и вещами первой необходимости. В Бердянске поселили в снятом еврейской общиной отеле в центре города — после всех ужасов это просто роскошь — оказаться в гостинице с горячей водой. Через два дня двинулись на Мелитополь, а потом нас повезли на Запорожье — 21 российский блокпост прошли. На некоторых ублюдки стояли — хамили, мзду выманивали, на других — просто вооруженные молчаливые люди. Но нас сильно не трясли — водитель наш, Тарас, знал их повадки, кому-то сигареты, кому-то кофе, умел договориться.

С однокурсниками по Морской академии в Питере больше не общаюсь

25 апреля завершилась история нашего спасения равом Коэном. В Запорожье нас поселили в Интурист, тоже снятый еврейской общиной, а в Виннице встретила Алиса Ростовцева из мариупольской общины. Мы бесконечно благодарны за всю помощь, внимание и тепло. Когда лишаешься элементарных вещей, а потом возвращаешься в цивилизацию — это ощущение трудно передать. 5 мая 2022 года приехали в Ровно, где к тому времени находилась младшая сестра жены.

Я потрясен поддержкой, оказываемой нам с разных сторон. Даже сейчас, год спустя, узнавая, откуда мы выбрались, люди очень сочувствуют.

Созваниваемся иногда с оставшимися в Мариуполе, они не любят делиться новостями, но в последнее время зовут домой, мол, все восстанавливается и т.п. Причем, одинаковыми словами говорят, как по писаному.

А с однокурсниками своими (я оканчивал Морскую академию в Питере) прервал контакты. Тяжело с людьми говорить, они оболванены пропагандой, не хочу с ними общаться, по меньшей мере, пока все не закончится.