Меня только завезли в номер на коляске, сейчас сяду на кровать, и поговорим… Вот. 24-го мне в пять утра сын позвонил из Харькова и сказал, что их бомбят — он со стороны Белгорода жил.

Я вскочила, начала орать, мол, быстро в подвал спускайся, а потом выбирайся в Изюм. Он на следующий день последней электричкой из Харькова и приехал. Потом был звонок от коллеги, их дом бомбили, друзья позвонили из соседнего района, у них разнесли село, где в незапамятные времена стояла воинская часть.

Начался поток раненых, а 25-го и у нас взрывы начались. Я предлагала выезжать, но мама и муж не хотели, а я не могла их оставить.

Выжила только я
Почему народ не сразу разбежался? Никто не верил, что будут так город ровнять. Они ведь разрушали школы, церкви, здания, пережившие обе мировых войны. Изюм стирали с лица земли, не могли обойти нашу гору Кременец. Как немцы в 1941-м ставили понтоны, русские на том же месте ставят, и наши по ним снова лупят. Гора была усыпана российскими трупами, но их завел в город предатель. Все знают, кто это, думаю, его догонят.

1 марта в 12 ночи мы спали у себя на четвертом этаже, и вдруг муж кричит: «Самолет!». И такое ощущение, что прямо в окно влетает. Бомбу сбросил на площади, а мы чуть ниже живем — первый дом за горисполкомом. Волна была такая, что меня отбросило через всю спальню к двери — муж вытащил. В общем, прятались в ванной, потом спустились в подвал, а вскоре перебрались к маме — у нее собственный дом, погреб оборудованный. Тогда ежедневно бомбили через каждые полтора часа — один за другим самолеты шли. На один день вроде стало тише, а вечером 6 марта заскулила собака. Я поняла, что налет, и тут «Град» угодил прямо в прихожую, где все мы стояли — я, мама, сын, муж и собака. Выжила только я. Откопала их, не знаю, откуда взялись силы — голова разбита, вся залита кровью, ноги перебиты. Но балки раскидала. Сын умер у меня на руках, от внутреннего кровотечения, наверное.

Мы все очкарики, и у всех очки целы остались. Странно так… Не знаю, зачем выжила, но заползла в дом, нашла воду, залезла на кровать, одела куртку сына, шапку, и восемь дней так лежала — без окна и крыши, мороз -10, ракеты летают круглосуточно, тела родных лежат на пороге. Воду пила, колбаски взяла у сына в рюкзаке. Помню запах реактивного топлива. Открываю глаза — напротив шкаф-купе весь в дырках, то есть я в слепом углу оказалась, слава богу.

Однажды услышала голоса соседей, начала кричать, они меня вытащили, помыли, накормили. Потом пришел фельдшер, посмотрел на ногу — говорит, врач нужен. А больницу к тому времени разбомбили уже. Но один хирург остался. Соседи посадили меня на машину, под бомбежками отвезли к врачу — Кузнецову Юрию Евгеньевичу. Он с медсестричкой мне по-живому зашил. Помню, кричали, мол, не вздумай потерять сознание, реанимировать нечем. В общем, залатали и положили в подвал больницы. Но мне повезло, еще много лекарств оставалось, перевязочные материалы и т.п. Прокололи по полной программе, бинтовали, 25 дней просидела в подвале. Не знаю, откуда взялись силы все это перенести.

Единственному оставшемуся врачу угрожали прострелить ноги

Очень много людей с осколочными ранениями лежало, с переломами. Плюс легочные заболевания, в подвалах ведь жили, а еще инсульты у стариков. Кто-то пытался доктору-женщине деньги сунуть, она не взяла: «Здесь не мародеры работают, а люди». Заведующая лабораторией, 82 года, еврейка, ее спасли в годы Холокоста. Делала элементарные анализы крови и мочи — то, что можно почти без реактивов. В одном дворе живем, она меня знает. Принесла однажды банку варенья. Говорю, зачем, Элеонора Даниловна. «Нет, Ирочка, это тебе».

Я клуб по разгадыванию кроссвордов организовала в подвале. Сначала три человека, потом пять, восемь подходили, ставили стульчики. Они бомбят, а у нас своя жизнь. Это отвлекало, страшно ведь, когда трясутся стены, а на тебя сыплется штукатурка. Я хоть на костылях куда-то доползу. А есть же лежачие. Молодой мужчина один был, Влад, — перелом таза, руки и ноги. Стеной привалило — отец насмерть, а он выжил. Дом их разбомбили, в огороде штук восемь «хвостов» торчит. Жена за ним ухаживала. Пытаюсь им дозвониться, пока не могу… (позднее Влад с Аней выбрались через Россию в Польшу, сейчас во Львове, где мужчина проходит курс лечения, — прим. ред.)

Русские к тому времени уже заняли город, в конце марта они зашли. Никого особо не трогали. А потом их сменило ОРДЛО и кадыровцы. Чеченцы к нам в больницу не заходили, но ДНР-овцы — вообще мрак. Единственному оставшемуся врачу сказали, мол, ноги тебе сейчас прострелим, посмотрим, какой ты доктор. Я лежу, а один с автоматом подходит, рука на курке, поднимает одеяло, тычет в ногу, а она в лангете. О, боже думаю, сейчас выстрелит. Предлагали вывозить в Россию, в Белгород. Доктор говорит, эту пациентку ни в коем случае нельзя трогать, специально страху нагнал на них.

В общем, русские быстро ушли, а эти остались — блокпосты через каждые 50 метров, одеты как бомжи, в касках времен Второй мировой. Один в кроссовках, другой в каких-то босоножках. Сбор блатных и шайка нищих.

Все квартиры проверяли, дома вскрывали, выгоняли людей из подвалов. Если закрыто было — сбивали замок. У знакомой соседка выехала, потом вернулась за документами в свой двухэтажный дом, видит, все упаковано, панелька снята варочная, посудомоечная машина, детская одежда. Солдат за ней ходил с автоматом, а эта тетя Женя говорит, ну, хоть какие-то вещи оставьте, холодно же. Не разрешил, только медали мужа и свои документы забрала.

Бомбили даже кладбище

В нашей квартире окна и двери выбило, но они и там почистили, вещи какие-то забрали, гели, даже трусы мои, извините за интимные подробности. А у соседей заклинило железную дверь, они ее выбили, и квартиру трехкомнатную в щепки разнесли. Машины отжимали, взламывали гаражи, офисы, оргтехнику забирали, мародерничали. Спиртное требовали, еду, дайте мясо, говорят, а откуда в хрущевке мясо через месяц войны.

Рядом у нас поселок цыганский. В общем, повыгоняли их на мороз, сказали, цыгане — не люди. Палили дома, на одном просто развернулись. Антифашисты, в общем.

Я договорилась, что моих похоронят, люди начали копать могилу, земля промерзла, а тут с вертолета обстреляли кладбище, человеку руку оторвало. Аллею «афганцев» — и ее разбомбили. Мемориал павшим воинам Великой Отечественной там стоит — никого это не останавливает.

Был какой-то период затишья, когда волонтеры выкапывали тела на клумбах, в огородах, возле подъездов, всех фотографировали, похоронили и присылали номера. На дальнем кладбище моих закопали, подальше к лесу. Я не знаю, где они лежат, под каким номером… Свидетельство о смерти тоже получить невозможно. Волонтеров не пускали, они предлагали забрать раненых из больницы, не разрешили ни им, ни международным организациям. Если сначала тайными тропами люди через лес как-то выходили, то сейчас (в начале мая 2022 года, — прим. ред.) все перекрыли. Автовокзал разбомбили. Расстреливали эвакуационные автобусы, у меня подруга выезжала с мамой, зять бабушку накрыл телом. Ранили, но жив, слава богу. Другая моя подруга — гинеколог Лидия Мединская — шла принимать роды в подвал — прилетело и ее убило. У зав сберкассой погибла мама и брат со всей своей семьей.

В один многоэтажный дом 9 марта попали, кто говорит, 50, кто 60 человек под завалами остались — целые семьи погибли. Никто же не считал. Друг моего покойного первого мужа, они вместе выросли — там погиб, а похоронили после Пасхи, в конце апреля тело достали.

За Изюмом есть большое село Каменка — там друзья Пушкина бывали, декабристы, так вот от этого села осталось два дома. Недалеко от нас Святогорская лавра — туда люди побежали спасаться — ее тоже бомбили, такого даже нацисты не делали.

Фото моего дома прислали — не могу на него смотреть…

Как выживали? Готовили на костре, объединяли продукты, кто-то воду добывал, кто-то дрова, другие варили. Ко мне в больницу соседи прибегали, от себя отрывали, еду несли, ну хоть что-то возьми, сок гранатовый, и т.п. Лучшие человеческие качества проявлялись, даже с домашними животными едой делились.

Русские поставили своего мэра — коллаборанта, из нашего двора, я его с детства знаю, на три года меня моложе. Бывший мент, уволенный из отдела по борьбе с наркотиками. Похоже, человек, боровшийся наркотиками, сам их распространял. Сейчас рассказывает о прелестях Русского мира, как хорошо мы будем жить. Обещают построить город-сад, но даже свет не могут сделать. Вообще не осталось инфраструктуры — ни больниц, ни школ, ничего. Фото моего дома прислали — не могу на него смотреть… Горожане пишут, что сейчас там все грабят, фурами вывозят в Россию бытовую технику, унитазы и т.п. Но больше всего люди страдают от отсутствия информации, Интернета нет, а им внушают, что Изюм — уже практически Белгородская область России.

Параллельно плодят фейки. У нас за городом есть фермерское хозяйство крепкое — коровники с подогревом из Нидерландов выписывают, владелец проукраински настроен, выехал после оккупации. Так написали, что у него нашли флаг Правого сектора, инструкции НАТО и план захвата Донбасса. Это просто смешно, инструкции НАТО в коровнике.

Гуманитарка — отдельная история. В ходе одного из таких аукционов невиданной щедрости один мужчина начал чем-то возмущаться, и его просто пристрелили. Народ разбежался.

В другой раз разграбили склад кондитерской продукции и раздавали детям конфеты Roshen под видом гуманитарной помощи. Хотя всем видно, что украинские сладости.

Один раз молодой сосед по палате прибежал: «Тетя Ира, русский офицерский паек будете?» Есть не стала принципиально, но посмотрела дату на упаковке сыра: февраль 2020 года, срок хранения — 12 месяцев. И это офицерский паек. В другой раз их солдаты принесли крем «Бодяга» от синяков, я его выкинула — не хочу, с синяками похожу. Когда стали составлять списки на пайки, отказалась — не нужно от них ничего. И не всем, кстати, дают. Подруге звонили — выходи на работу за паек.

С питьевой водой тоже проблемы — город на горе, а колодцы быстро исчерпали, они ж сами там тоже паслись. Сейчас берут с Донца, а по реке иногда трупы плавают.

Перетащили через Донец по подвесному мостику

Все это время знакомые пытались меня вытащить, но их уже на эту сторону Донца (у нас город речкой разделен) не пустили, начали стрелять, заставили вернуться. А потом в их дом что-то прилетело, все выгорело, дверца от холодильника на соседской крыше оказалась. Они чудом остались живы, удалось как-то выскочить из Изюма, и несколько недель у нас не было связи.

Потом в нашей больнице мужчина искал жену свою примерно моего возраста. Вернулся к себе в село, где живут наши с мамой друзья, рассказывает. А мамина подруга плачет, нашу фамилию называет, говорит, мол, все погибли. Так я эту фамилию слышал в больнице, вспоминает он. И они за мной на следующий день приехали и вывезли в село, километров за 20 от города. Когда выписывалась, все медсестры собрались, обнимались, целовались, только не плачьте, говорю. К тому времени перевязочного материала уже не осталось, доктор выдал два бинта: будешь стирать.

Тащили меня через мост на тележке… 7 апреля это было. Когда привезли, набежала куча знакомых, говорю, только в лоб не целуйте, я еще жива, слезы быстренько убрали. В селе отмыли, откормили, в теплую постель уложили — тетя Рая, медик, меня перевязывала. А через несколько дней появились волонтеры, вывозившие в Днепр. Опять меня перетащили через Донец по подвесному мостику, потом лесом, какими-то козьими тропами. В Днепре подруга приняла. Когда пришла в больницу им. Мечникова, спросили откуда. Сказала, что из Изюма, так тихо вокруг стало. Там в отделении травматологии немножко меня подлатали, пятка ведь сломана была, куски мяса вырваны.

Три недели провела в Днепре, а тем временем друзья из Израиля подняли целую кампанию в социальных сетях. В результате нашлась моя двоюродная сестра по отцу в Торонто, которая через местную еврейскую общину вышла на общину Днепра. Я восстановила документы, учитывая, что родилась в Днепропетровской области. У меня отец еврей, да и по маминой линии корни, но там свидетельств не осталось. В самом Изюме еврейской общины не было, хотя несколько евреев жили, та же Элеонора Даниловна. Еще один знакомый есть еврей — его контузило, сестру жены убили.

В общем, спасибо еврейской общине Днепра, Кривого Рога и Торонто и, конечно, ЕА «Сохнут», организовавшим медицинскую эвакуацию в Варшаву. Ехала в сопровождении военного медика из Кривого Рога, дочери раввина — Муси. Довезли до польской границы, там встретили представители «Сохнута» и доставили в Варшаву. Вот сегодня в 4 утра приехали…

У нас очень красивый городок. Был

Другая моя сестра в России живет. К себе приглашала, но в Россию я не поеду. Сначала вообще говорила, потерпи три дня — тебя освободят. Ну, я ей рассказала, как меня освободили — от всего.

Когда меня вывозили, еще целые дома оставались. А потом, если даже по верхним этажам прилетало, трещины пошли. А в подвал первого подъезда нашего дома управдом зашла, и тут же ракета прилетела. Их завалило, пришлось пробивать стену в соседний подъезд. Потом специально долбили стены, чтобы перебегать из подъезда в подъезд, не выходя из дома.

В моем подъезде еще несколько семей живут — бабушка 80 лет, другие люди, вместе готовят на костре, как-то добывают воду, родничок есть, выживают коммуной. Объединяются, если дом разбомбили — идут в подвал, который уцелел.

Звонил приятель из села, куда меня вывезли — Спиваковка — пока ездил детей проведать, его дом разграбили полностью, забрали машину, удирать пришлось.

Сначала заминировали весь город, а теперь снимают сюжеты о разминировании, при этом прямо в огородах и взрывают — все окна вылетают. Хотя вырвавшиеся из Изюма рассказывают, мол, все улицы заминированы, опасно ходить.

У мамы сестра есть — у нее Альцгеймер, вчера их дом сожгли, брат из Киева договорился, чтобы их через Россию переправили в Польшу, а там он их заберет. Через Россию у нас многие выезжают, а потом сразу в страны Балтии или на Польшу. Многие мои коллеги, женщины с детьми, уже в Польше — в Кракове, Вроцлаве, некоторые в Словакии, кто-то на западе Украины. Но все хотят вернуться. Подруга моя — крутой адвокат с длинными ногтями и крашеными ресницами, говорит, я своими руками буду каждый кирпичик восстанавливать. У нас очень красивый городок. Был.

Зачем это все? Большинство из нас русскоязычные, Изюм очень многонациональный — в свое время у нас осело много армян, бежавших из Баку, прошлый глава горсовета был армянин. Азербайджанцы из Нагорного Карабаха бежали, осетины от русских, чеченская диаспора есть. Какая там денацификация?

Город жил своей жизнью, выращивал клубнику, собирал грибы, торговал, строился, дороги сделали, мосты. Никто не кричал «Путин, приди!». В 2014 году еще пытались, но когда увидели переселенцев с Донбасса, многие остыли.

Собственно, мои израильские друзья бежали в 2014-м из Донецка, тогда я им помогала, а теперь они мне. Такие вещи не забываются.

Поколение должно пройти, чтобы простить то, что они натворили

Израилю тоже не повезло с соседями, хорошо лишь, что у украинцев только два «братских» народа — россияне и белорусы. Но поколение должно пройти, чтобы простить то, что они натворили. Не понимаю, как можно в час ночи бомбить спящий город. А потом говорить, что мы сами в себя стреляем. Это я сама свой дом разбомбила, родных убила, сама себя пятку отрезала? И ведь кто-то в это верит.

Не позволяю себе уходить в это все, надо жить хотя бы ради своих родных, чтобы дождаться справедливого наказания. Око за око. Зуб за зуб. Понимаю, что мое горе — это капля в море общего горя. Для меня это было самое страшное — остаться одной в этом мире. Я одна у мамы, и сын у меня был один — 33 года. Вот лежу я под красивым небом, надо мной шикарное созвездие Ориона. Звезды как лампочки, летают снаряды трассирующие, и ты думаешь: как так, пять минут назад у тебя было все, а теперь ничего. Лежала и думала, что никогда не обниму внуков. Я же женщина, мне хочется быть молодой красивой бабушкой. У меня забрали часть жизни, память моих предков, ни одной фотографии не успела взять. А там снимок 1920 года, где семья моей бабушки по маме — Марии Давидовны, и отца ее Давида Марковича. А у подруги не осталось ни одного фото ребенка — ни самых первых, ни школьных, ни выпускного, ни институтских. Дом просто сгорел. Они оборвали связь всех поколений.

Но сколько людей прияли участие в моей судьбе! И друзья, и коллеги… Когда вышла на связь, позвонил начальник Управления нотариата Харьковской области со слезами, мы рады, что вы живы, Ирина Витальевна — помощь, деньги, сейчас все организуем. «Только не плачьте, — говорю, — у меня потеря крови, запали вены. Мне нельзя плакать». Я только один раз не выдержала, в больнице, в подвале, невозможно это держать в себе, понимаете. У медсестры свое горе, у меня свое, мы обнялись, она холодная как ледышка, я горячая как огонь. И сказали себе: мы должны выжить… Ради тех, кто ушел — они нас защитили, а мы должны отстроить цветущую Украину. И посмотреть, как мимо нас проплывают трупы врагов. Я жизнелюбивый человек, поэтому буду бороться.

P.S. Два месяца спустя, июль 2022

Уже немного хожу, но с костылями, конечно. Кожи пока не хватает, чтобы разогнуть ногу, врачи будут решать, что с этим делать. Здесь узнала, что у меня вторая нога тоже сломана, и осколки в ней.

Живу у подруги в Кфар-Сабе, хотя вечно так продолжаться не может. Мне отдали детскую комнату, а 1 сентября ребенку в школу идти. Я даже кружку воды себе взять не могу, ахиллова сухожилия нет, дико больно…

Всю жизнь перевернули. Я здесь оттаивать начала, слезливость появилась, мне не свойственная. До сих пор на все звуки реагирую. Вчера что-то грохнуло, видно, соседи ремонт делали. Раньше путала звук сирены местной скорой с воздушной тревогой, уже отличаю.

Все равно, мир гораздо лучше, чем мы думаем, очень много людей помогает. Ради этого стоит жить.

P.P.S. Полгода спустя, ноябрь 2022

Я переехала в Нетанию, сняла маленькую квартирку, хожу по улице с палочкой, но до сих пор из ран лезут щепки, врачи постоянно режут и чистят, но это все мелочи. Вчера доктору, спасавшему людей в подвале больницы, вручили орден. Он заслужил. После освобождения в Изюм многие возвращаются, если есть куда, дали свет, воду, газ, но отопления нет и очень много разрушений. Была эксгумация, я оборвала все горячие линии, но вышла на следователя, нашла своих родных, узнала номера захоронений, прокуратура прислала инструкцию, как сделать ДНК-тест за границей. Его уже сделали и передали с волонтерами в Украину, жду результатов. В Изюм вернуться пока не могу, раны не дают обуться…