Cookies managing
Cookie Settings
Cookies necessary for the correct operation of the site are always enabled.
Other cookies are configurable.
Other cookies are configurable.
Мариуполь
Путин рассчитывал нас разъединить, а вышло наоборот
Элина, бухгалтер
Семьи с детьми в убежище, Мариуполь
Наш регион периодически обстреливали с территории ДНР все 8 лет. А 24-го утром прилетело на Восточный (микрорайон Мариуполя, — ред.).
Об эскалации предупреждали, конечно, но не верили до последнего. Прошло 16-е февраля, потом 22-е — никто не пытался закупать продукты, город жил своей жизнью. Нельзя было представить, что грядет самая настоящая война — не «освободительная» спецоперация, а именно война. Нас просто бомбили — жилые кварталы, роддома…
Жили как при первобытном строе
Мариуполь оставался русскоязычным городом, никто нас не прессовал, никто не угнетал… Мне сложно ориентироваться в датах, поскольку жили как при первобытном строе, солнце встало — и мы вместе с ним, зашло — спать легли. До 28-го, поскольку я живу на западной окраине, у нас еще были вода, газ и тепло — в это время другие районы уже бомбили беспрестанно, мне удалось дозвониться до подруги — они просто не выходили из подвалов. К нам это пришло чуть позже — 1 марта, а на следующий день почти полностью пропала связь — удавалось иногда поймать Сеть в нескольких точках.
Об эскалации предупреждали, конечно, но не верили до последнего. Прошло 16-е февраля, потом 22-е — никто не пытался закупать продукты, город жил своей жизнью. Нельзя было представить, что грядет самая настоящая война — не «освободительная» спецоперация, а именно война. Нас просто бомбили — жилые кварталы, роддома…
Жили как при первобытном строе
Мариуполь оставался русскоязычным городом, никто нас не прессовал, никто не угнетал… Мне сложно ориентироваться в датах, поскольку жили как при первобытном строе, солнце встало — и мы вместе с ним, зашло — спать легли. До 28-го, поскольку я живу на западной окраине, у нас еще были вода, газ и тепло — в это время другие районы уже бомбили беспрестанно, мне удалось дозвониться до подруги — они просто не выходили из подвалов. К нам это пришло чуть позже — 1 марта, а на следующий день почти полностью пропала связь — удавалось иногда поймать Сеть в нескольких точках.
Сначала коммунальщики пытались восстановить свет, а когда начали бомбить — уже не было такой возможности. Линии электропередач разбили, свет, вода и тепло тоже пропали.
На улице -10, в квартире -4, потому что выбиты все стекла. В 20 метрах от нашего дома ночью упала авиабомба, до нас не долетело, но окна с рамами вылетели — все стены в трещинах. В четыре утра это было, мы вскочили, побежали в подвал, просидели там до шести — окончания комендантского часа. Поднялись к себе, видим, осколок попал на балкон, одеяло начало гореть, но удалось потушить.
Условий никаких — у нас не бомбоубежище, а просто подвал, где проходят все коммуникации — даже в полный рост невозможно выпрямиться. Мы сначала в коридор выбегали, потом просто лежали — летит самолет, и ты дрожишь, не зная, где он сейчас отбомбится. Ба-бах, стены задрожали, стекла не посыпались — слава богу. И так каждую ночь. Днем хоть какие-то интервалы были, но ночью просто конвейер — улетал и прилетал без конца. Но это все очень сплотило. Путин, видно, рассчитывал нас разъединить, а вышло наоборот.
Готовили на костре, под каждым подъездом соорудили печки, дрова рубили, какие-то лепешки жарить пытались, поскольку магазины все разбиты и разграблены. У кого что осталось, тот на том и выживал.
В 6 утра, как по будильнику, начинали стрелять «Грады»
По воду мы ходили — километров пять до колодца, но это еще повезло, частный сектор недалеко. А жившим в центре труднее пришлось. Мы и снег топить пытались, а как его растопишь, если дома -4? Грели его в ведрах на костре, чтобы хоть туалет смыть. Первые дни водоканал еще привозил питьевую воду — однажды пошли, шесть часов простояли.
На улице -10, в квартире -4, потому что выбиты все стекла. В 20 метрах от нашего дома ночью упала авиабомба, до нас не долетело, но окна с рамами вылетели — все стены в трещинах. В четыре утра это было, мы вскочили, побежали в подвал, просидели там до шести — окончания комендантского часа. Поднялись к себе, видим, осколок попал на балкон, одеяло начало гореть, но удалось потушить.
Условий никаких — у нас не бомбоубежище, а просто подвал, где проходят все коммуникации — даже в полный рост невозможно выпрямиться. Мы сначала в коридор выбегали, потом просто лежали — летит самолет, и ты дрожишь, не зная, где он сейчас отбомбится. Ба-бах, стены задрожали, стекла не посыпались — слава богу. И так каждую ночь. Днем хоть какие-то интервалы были, но ночью просто конвейер — улетал и прилетал без конца. Но это все очень сплотило. Путин, видно, рассчитывал нас разъединить, а вышло наоборот.
Готовили на костре, под каждым подъездом соорудили печки, дрова рубили, какие-то лепешки жарить пытались, поскольку магазины все разбиты и разграблены. У кого что осталось, тот на том и выживал.
В 6 утра, как по будильнику, начинали стрелять «Грады»
По воду мы ходили — километров пять до колодца, но это еще повезло, частный сектор недалеко. А жившим в центре труднее пришлось. Мы и снег топить пытались, а как его растопишь, если дома -4? Грели его в ведрах на костре, чтобы хоть туалет смыть. Первые дни водоканал еще привозил питьевую воду — однажды пошли, шесть часов простояли.
Разрушенные жилые дома в Мариуполе
В 6 утра, как по будильнику, начинали стрелять «Грады». Просыпаешься и идешь по воду, а потом под подъездом пытаешься что-то приготовить. На улице -8-10, ничего не греется, дрова все сырые. Вообще не раздевались, спали одетыми — как по улице ходим, — перчатки, зимние куртки, шапки, и под тремя одеялами. Иной раз даже ботинки не снимали.
В одной комнате было -5, мы ее просто закрыли, муж спал в коридоре, а мы втроем — я, мама и сын — на маленькой тахте, плотно прижавшись друг к другу, чтобы сохранить тепло. Сначала простыли, потом проблемы с почками начались у всех, ноги невозможно были согреть, а весна никак не начиналась — такого холодного марта я не помню.
Когда выезжали из города 29 марта, на улице был 0. Небольшой колонной машин начали прорываться через ДНР-овские блокпосты — до линии разграничения их было 14. В сумки заглядывали, телефоны проверяли, мужчин заставляли раздеваться, следы от татуировок искали, ношения оружия. Практически на каждом блокпосту это происходило. 31-го в 8 вечера мы оказались в Запорожье — два с половиной дня в пути. Двое суток не выпускали от Васильевки, на трех последних КПП уже практически не проверяли — погнали колонной до линии разграничении, наша машина было 54-й в колонне, и за нами еще машин 30, наверное, шло.
В Запорожье встретили волонтеры, накормили, дали ночлег. Сейчас мы в Знаменке Кировоградской области — нигде не можем найти жилье. Семья нас приютила — их самих шесть человек и нас шестеро — я с мужем, младший сын, мама и свекр со свекровью. Надеялись, что в маленьком городе проще будет, но нет — ни с удобствами, ни без удобств — все уже занято. Сын у нас в Киеве учится, он в общежитии живет. А у меня папа в Израиле, хотим репатриироваться.
В одной комнате было -5, мы ее просто закрыли, муж спал в коридоре, а мы втроем — я, мама и сын — на маленькой тахте, плотно прижавшись друг к другу, чтобы сохранить тепло. Сначала простыли, потом проблемы с почками начались у всех, ноги невозможно были согреть, а весна никак не начиналась — такого холодного марта я не помню.
Когда выезжали из города 29 марта, на улице был 0. Небольшой колонной машин начали прорываться через ДНР-овские блокпосты — до линии разграничения их было 14. В сумки заглядывали, телефоны проверяли, мужчин заставляли раздеваться, следы от татуировок искали, ношения оружия. Практически на каждом блокпосту это происходило. 31-го в 8 вечера мы оказались в Запорожье — два с половиной дня в пути. Двое суток не выпускали от Васильевки, на трех последних КПП уже практически не проверяли — погнали колонной до линии разграничении, наша машина было 54-й в колонне, и за нами еще машин 30, наверное, шло.
В Запорожье встретили волонтеры, накормили, дали ночлег. Сейчас мы в Знаменке Кировоградской области — нигде не можем найти жилье. Семья нас приютила — их самих шесть человек и нас шестеро — я с мужем, младший сын, мама и свекр со свекровью. Надеялись, что в маленьком городе проще будет, но нет — ни с удобствами, ни без удобств — все уже занято. Сын у нас в Киеве учится, он в общежитии живет. А у меня папа в Израиле, хотим репатриироваться.
Мариуполь после обстрела российскими войсками
Погибла учительница моего сына с мужем, моя однокурсница с мужем — двое детей сиротами остались, сосед наш еще жив был, когда мы уезжали, но в очень тяжелом состоянии — готовил еду у подъезда, когда мина попала во двор...
Возле каждого дома — кресты, кресты, кресты…
В общем, хотели освободить нас, и освободили — от мирной жизни, дома, работы. Гараж разбомбило, у меня была еще однокомнатная квартира — полностью сгорела, дотла. Мы эту квартиру для сына держали — думали, доучится в Киеве, и будет там жить. Девятиэтажка просто выгорела — с первого по последний этаж. Четыре семьи там в подвале остались — сосед рассказывал, что их забрасывали зажигательными снарядами, чтобы спалить дом. Ни одного целого многоэтажного дома в Мариуполе не осталось. Очень много сгоревших — снаряд попадает, дом загорается, или осколок на балкон прилетает — а пожарных ведь нет, никто на вызов не приедет. Дом напротив горел трое суток, ветер сильный — из четырех подъездов три выгорело.
И жертв много. Погибла учительница моего сына с мужем, моя однокурсница с мужем — двое детей сиротами остались, сосед наш еще жив был, когда мы уезжали, но в очень тяжелом состоянии — готовил еду у подъезда, когда мина попала во двор. Больницы практически не работают, медикаментов не осталось, его отвезли, прооперировали. Раненые в подвалах стонут — это просто ужас, перевязывать нечем, обрабатывать… Мамина подруга погибла, соседей очень много, а о некоторых вообще ничего не знаем — ищем, ищем, а никто не отзывается, связи нет…
Еще у одной мамы из нашей школы мальчик погиб, у учительницы географии сын-шестиклассник — ой, да всех не перечислишь. А сколько трупов просто на улице валяются не прикрытые. Возле каждого дома у нас кладбище, просто под окнами. А у моей соседки снизу мама умерла — лежала в больнице с инсультом, сказали, забирайте домой, военный госпиталь будет. И через несколько дней ее не стало. Просто во дворе похоронили — вырыли могилу и прикопали.
Очень много людей сгорело — обгоревшие трупы тоже под окнами хоронили. Возле каждого дома — кресты, кресты, кресты… У маминого дома, когда уезжали, 11 могил было.
В общем, хотели освободить нас, и освободили — от мирной жизни, дома, работы. Гараж разбомбило, у меня была еще однокомнатная квартира — полностью сгорела, дотла. Мы эту квартиру для сына держали — думали, доучится в Киеве, и будет там жить. Девятиэтажка просто выгорела — с первого по последний этаж. Четыре семьи там в подвале остались — сосед рассказывал, что их забрасывали зажигательными снарядами, чтобы спалить дом. Ни одного целого многоэтажного дома в Мариуполе не осталось. Очень много сгоревших — снаряд попадает, дом загорается, или осколок на балкон прилетает — а пожарных ведь нет, никто на вызов не приедет. Дом напротив горел трое суток, ветер сильный — из четырех подъездов три выгорело.
И жертв много. Погибла учительница моего сына с мужем, моя однокурсница с мужем — двое детей сиротами остались, сосед наш еще жив был, когда мы уезжали, но в очень тяжелом состоянии — готовил еду у подъезда, когда мина попала во двор. Больницы практически не работают, медикаментов не осталось, его отвезли, прооперировали. Раненые в подвалах стонут — это просто ужас, перевязывать нечем, обрабатывать… Мамина подруга погибла, соседей очень много, а о некоторых вообще ничего не знаем — ищем, ищем, а никто не отзывается, связи нет…
Еще у одной мамы из нашей школы мальчик погиб, у учительницы географии сын-шестиклассник — ой, да всех не перечислишь. А сколько трупов просто на улице валяются не прикрытые. Возле каждого дома у нас кладбище, просто под окнами. А у моей соседки снизу мама умерла — лежала в больнице с инсультом, сказали, забирайте домой, военный госпиталь будет. И через несколько дней ее не стало. Просто во дворе похоронили — вырыли могилу и прикопали.
Очень много людей сгорело — обгоревшие трупы тоже под окнами хоронили. Возле каждого дома — кресты, кресты, кресты… У маминого дома, когда уезжали, 11 могил было.
Свитедельство записано 8 июня 2022