Дмитрий. 24 февраля в 7 утра меня разбудил звонок друга. «Собирайся», — говорит. Я подумал, что зовет на тренировку, стал отнекиваться, куда в такую рань. «Началось, напали!», — кричит он. Стал прислушиваться и действительно услышал взрывы. На улице уже паника — отстоял час за водой, еще час — за продуктами. А жена в это время лежала в больнице на сохранении.

Алена. Я проснулась от взрывов, но подумала, что это петарда. Вышла в коридор, вижу, девочки на поздних сроках бьются в истерике — стала их успокаивать. Но вскоре увидела в рабочем чате, что всех собирают по тревоге.

Дмитрий. Помню, как все смеялись над объявленной датой начала войны — 16 февраля, и когда прогнозы не оправдались, стали еще язвительнее острить на эту тему. Поэтому 24-го у всех был шок. Такого не ждал никто. Поразительно, насколько у русских промыты мозги — они искренне верят, что это небольшая спецоперация, гражданское население не бомбят и т.д.

Алена. Я разочаровалась в отдельных людях, выступавших в свое время за Украину, а сейчас рассказывающих, что войны у нас нет. Одна из таких спортсменок — уроженка Харькова, боксер Лиля Дурнева, серебряный и бронзовый призёр чемпионатов Европы, ныне живущая в Москве. Она прямо написала у себя в Инстаграм, мол, украинцы сами виноваты, так им и надо. А в это время ее новые соотечественники с ненавистью уничтожают крупнейший русскоязычный город Украины.

Дмитрий. Мы жили рядом с Белгородским шоссе, и я отлично слышал, когда русские прорвались с Бударок (село в 4 км. от границы с Россией, — М.Г.), взрывалось буквально рядом, поэтому переехали к родителям. А уже перед эвакуацией я прошел пешком 10 км, чтобы забрать вещи — на тот момент четыре дня не было электричества и горячей воды, а в километре от нас бомбили.

Алена. На следующий день после нашего отъезда в соседний дом попал снаряд. Но мы не хотим узнавать, что с нашей квартирой, поскольку ничего изменить не в состоянии. Родители забрать наши вещи тоже не смогут, добраться туда нереально.

Дмитрий. Я относился к ситуации довольно спокойно, мы уже привыкли к взрывам, в подвал почти не спускались. Да, постоянно гремит, трясутся окна, в пять утра нас будили взрывы снарядов — просыпаешься, на другой бок переворачиваешься и дальше спишь. Но жена на седьмом месяце, и оставаться было крайне опасно. Тем более, что рядом рвалось очень часто. Я вышел в супермаркет — возвращаюсь, а перед нашей многоэтажкой багровое зарево — ракета попала в частный дом. И там, где я проходил несколько минут назад, из асфальта торчит болванка снаряда.

Когда началась война, большинство пациенток отправили по домам, остальных спустили в подвал — они просидели там весь день, одна женщина тут же родила в антисанитарных условиях. Рядом сидели мамы с новорожденными двух-трех часов от роду, стояли мужчины. В конце концов, Алену тоже отправили — даже без выписки. Понятно, что если что-то пойдет не так, медицинской помощи она дома не получит.

Через три дня после вторжения передвигаться по городу стало невозможно. За поездку до вокзала таксисты просили 7000 гривен (примерно $230). Человек без машины заперт в своем районе. Да и с бензином проблемы.

Путь до Львова автобусами ЕА «Сохнут» занял почти двое суток. Там нас приютили, накормили, волонтеры пытались как-то организовать быт, но уехать дальше нереально — и на ж/д, и на автовокзале — море народа...
Но Алена каким-то чудом нашла микроавтобус на Черновцы. О нем никто не объявлял, цена — 700 грн за место. Мы люди небогатые, поэтому договорились с водителем — я посадил жену на колени, теща взяла на колени младшую сестру Алены (11 лет) — так и доехали. Пять часов — это ерунда по сравнению с двухсуточным путешествием до Львова, когда останавливались в чистом поле, чтобы выйти в туалет. Не знаю, как она в положении выдержала...

В Черновцах нас приняла община консервативного иудаизма «Авив» — кормит, поит, дала кров, за что мы безмерно благодарны.

Алена. И все равно хотелось бы со временем вернуться в Харьков, где у меня была работа, дом...

Дмитрий. Я — этнический русский, но родился в Украине, видел, как разрастается Харьков... А сегодня города нет — он разрушен. На Салтовке целые кварталы просто сожжены. Как долго придется отстраивать город, в какую сумму это обойдется — никто не знает. А у меня семья.

Я участвовал в кулачных боях, получал множество травм, год лежал в больнице, у меня поломаны руки, кости лица. Дрался, чтобы выйти в финал турнира, главный приз в котором — машина. Провел пять боев, оставался один — финальный, назначенный на 2 апреля. Стоимость приза — это примерно квартира. И тут бац, война.

Где я буду работать? Люди разъехались, даже зал, где я тренировался, раздолбало. Он находится в цокольном этаже жилого дома — туда попала ракета, выбило окна. Владелец этого зала — мой друг, пустил пожить пять семей. А рядом на улице лежат трупы мирных жителей. Это жилой квартал. Главная улица бывшей столицы Украины — вообще в руинах, знаковые здания взорваны, скоро от Харькова ничего не останется. И все это — дело рук людей, пришедших нас «освобождать»...

Вместо послесловия

В июле 2022 года у Дмитрия и Алены родился сын. В Берлине…