Я родилась в Мариуполе, 11 лет живу в Израиле, а недавно родила дочку, и 25 января приехала в родной город к родителям показать внучку. 24-го февраля в 5.30 утра позвонил муж из Израиля — говорит, бери малышку и езжай к моей маме в Брацлав (Фаина Баек — глава еврейской общины Брацлава, — прим. ред.). Но как ехать через всю Украину во время войны?

В тот же день начались обстрелы, завыли сирены, полетели «Грады», мощный взрыв прогремел — бомбили взлетно-посадочную полосу аэропорта. Мама уехала за сестрой и братом, чтобы всю семью собрать в одном месте. Пока сидела одна, пряталась в ванной, слышала, как танк отстреливался…

Единственной валютой стали алкоголь и сигареты

Мы жили рядом с заводом Ильича — это спальный район, но близко к центру города. С каждым днем обстановка ухудшалась, соседний дом из танка расстреляли. В первую неделю мы еще поднимались из подвала в квартиру, а потом ушли в бомбоубежище. Больше 50 человек там жили, три больших зала, даже из других домов приходили. Брат снял аккумулятор со своей машины и провел везде электричество, обустроились как-то.

Сразу стали запасаться едой, у мамы был небольшой продуктовый магазин — это выручило. На второй день началось мародерство и через несколько дней ничего не осталось. В какой-то момент деньги обесценились, единственной валютой стали алкоголь и сигареты.

В нашем подвале никто не голодал — все друг с другом делились. Вскоре отключили воду, связь, свет и газ. Воду экономили, но это сложно — еду надо приготовить, пить, детям попы помыть. Нас девять человек было с детьми — у сестры семья, у брата тоже. Только на кастрюлю супа и кашу 14 литров воды в день уходило. У папы аквариум стоял большой на 70 литров, рыбка умерла, а нам вода досталась. Плюс бойлер слили — еще 90 литров. Ну и ведра подставляли — воду собирали.

В 25 минутах ходьбы был парк — люди там набирали, но под обстрелами, одни знакомые пошли и не вернулись. Нам, к счастью, лишь один раз пришлось туда идти.

Как только отключили газ, все побежали ломать деревья, искать дрова. Готовили на костре, рано утром выходили и на целый день варили — а над головой летали снаряды. Я ребенка грудью кормила, и уже начала вводить прикорм, так что она кушала то же, что и мы — выбора не было.

Нашу бабушку соседи во дворе похоронили

К нам во двор один раз прилетело от миномета, соседа убило — он лежал на улице, хорошо хоть холодно было. Людей просто накрывали, и так и оставляли у парапетов. Постепенно хоронили — когда выезжали, в каждом дворе видели мини-кладбище. На момент эвакуации в нашем дворе было кладбище из 10 могил, и люди продолжали рыть ямы. А в другом районе 3 апреля нашу бабушку так соседи похоронили — на самодельном кладбище во дворе. Она от инфаркта умерла, но мы не смогли до нее добраться.

Однажды я руку поранила и занесла инфекцию. Через два дня началось воспаление, у локтя опухло, температура поднялась — в общем, с каждым днем все хуже. Соседи притащили какие-то мази — ничего не помогало, антибиотики требовались. А где их взять? Узнали, что через несколько домов в подвале есть врач, побежали туда под свист снарядов — тогда я увидела первые разрушенные дома.

Посмотрел он, прописал курс антибиотиков, причем, колоть внутримышечно. То есть кормить грудью уже нельзя. Выручила сестра — у нее тоже малыш, кормила обоих. Пошли по подвалам искать антибиотики — глухо. И тут какой-то мужчина дал адрес, где лежала женщина после операции, принимавшая антибиотики. У родителей были сигареты и алкоголь из своего магазина — и с врачами рассчитались, и лекарства купили.

Правда, сначала лишь на половину курса удалось достать, и лидокаин не нашли, укол был очень болезненный. Кололи два раза в день, а потом какой-то парень принес целую упаковку, в общем, как-то вылечили руку.

У некоторых мам пропадало молоко, многие к нам в подвал заходили, спрашивали сухое питание для деток и подгузники. Иногда появлялись какие-то странные люди, менявшие на сигареты и алкоголь все, что награбили.

Многие погибли. У моей знакомой убило сына шестилетнего, у другой семьи мальчика полутора лет — осколком. В подвале нашем сидел юноша c перебитыми ногами — из Сартаны они приехали.

Взрывы были как в голливудских боевиках

Самое страшное, когда тишина наступала — после этого очень сильные обстрелы бывали. Когда стихало, выводили детей на прогулку, и однажды солнечный день выдался, все стали выползать. Один сосед готовил на костре, а детки его — лет 5-7, рядом игрались. Был сильный взрыв, ему голову оторвало, а дети выжили, но один без руки, а другой без ноги остался. На тот момент больницу еще не разбомбили, их увезли, а дальше не знаю.

Такие взрывы были… как в голливудских боевиках. Иногда стоял сплошной дым от пожаров, все горело. А однажды летел самолет, город бомбили, козлы… и сбросил что-то страшное. Там дома стояли трехэтажные — земля взлетела вдвое выше, чем эти здания. Когда отец шел проведать бабушку нашу, проходил через этот участок — говорит, там воронка примерно 8 на 4 метра.

Связи не было, только слухи. Единственным источником «официальной» информации была радиоточка — говорили одно и то же, и эта фраза повторялась постоянно, передаю близко к тексту: «Мы — освободители, пришли вас защитить и спасти». Потом солдатам ВСУ предлагали сдаться, вытащить магазин из автомата, повесить оружие на левое плечо, взять белый флаг и выходить в определенном направлении. «Вам дадут возможность связаться с семьей, а после окончания военных действий вернетесь домой». А после этого шла фраза с сильным южным акцентом, уже жестче: «Сдавайтесь! Мы пришли на эту землю убивать врагов». И они чередовались. Кроме этого транслировали сводки об успехах России на фронтах и, сидя в подвале, создавалось впечатление, что захвачена уже большая часть Украины. Когда слышишь это в течение месяца, вариант эвакуации через Украину в голову даже не приходит. Куда, если все оккупировано. Друзья были 3000-е в очереди на фильтрацию, очень не хотели в Россию, но в Украину не выпускали — они уже по пути в Ирландию.

Единственный путь эвакуации лежал через Россию

Мы выезжали 24 марта, на тот момент значительная часть города уже была под русскими, поэтому единственный путь лежал через Россию. У нас было три машины, и они все уцелели — даже стекла, это вообще роскошь для Мариуполя. Правда, свое авто брат оставил. Выбирались сами, хотя решение далось непросто — знали тех, кто уехал и пропал…

Выехать из города — вообще огромная проблема. Мариуполь ведь — город мостов. От нас, чтобы добраться до городской черты, нужно пересечь четыре моста, и все они были разрушены. В общем, мужчины однажды решили проверить пути отхода, дошли до первого разрушенного моста — рядом лежала расстрелянная машина. А там частный сектор — люди сняли металлические ворота и перебросили как мостик. Опасно, но потихоньку можно проехать. 23-го к нам пришли соседи, собирали колонну на выезд, предложили присоединиться.

В день отъезда были ужасные обстрелы — из дома выйти страшно. Но колонна уже построилась, в 7.30 мы двинулись в путь. Вокруг этого мостика было разбросано огромное количество маленьких гвоздиков размером с полмизинца и с оперением — на стрелы для дартса похоже. Может, начинка для бомбы.

По дороге видела разрушенные дома, одни просто черные, другие с огромными дырами, взорванные танки под подъездами. Многие шли пешком — целая вереница, мы посадили к себе, сколько смогли.

Буквально в минуте от этого моста стояли ДНР-овцы — на холме, с которого открывался вид на весь город. Блокпост был сооружен из сожженных машин и покрышек, чтобы змейкой проезжать. Огромное количество трупов. Я, конечно, видела мертвых во дворе, но здесь люди лежали видимо давно. Все присыпаны пылью. Тело без рук, ног и головы валялось как мусор посреди дороги. Была раскуроченная машина — белые тряпки, надпись «Дети» и люди в крови. Стояла очередь из машин, а рядом танк стрелял прямо по городу. И я видела, где взрывается.

Они действительно думали, что нас спасли?

Избежать обыска с пристрастием можно было, вручив солдатам бутылку и сигареты. В каждой нашей машине сверху в багажнике лежал этот набор. Разговаривали они довольно любезно. Даже успокаивали, мол, здесь уже тихо, обстрелов нет. Конечно, нет, там уже разрушать нечего. Они, что действительно, думали, что нас спасли? Проверили документы, телефоны, папа открыл багажник, солдат забрал пакет, сказал, что можем ехать. Такая же история у сестры и брата. Вещи не проверяли.
Спрашивали, где мой муж — дома, говорю. Показывала исключительно свой даркон, хотя у меня есть и украинский паспорт. Никакой роли это не сыграло.

У других проверяли машины, некоторых мужчин раздевали. Едем дальше — так же взорванные машины, так же лежат трупы. До выезда из города было четыре блокпоста. На каждом проверяли документы, спросили, как я здесь оказалась. Ребенку тогда 8 месяцев было, некоторые сюсюкали…
До российской границы насчитала больше 20 блокпостов. Маршрут менялся, многие мосты были взорваны. Много военной техники — танки, БМП с V и Z. Даже какие-то представительские машины были черные, без номеров.

Один военный на КПП предупредил: про туалет в поле забыть — все заминировано, на обочину не съезжать. Когда отъехали от города километров 20, видим, прямо в поле стоит «Град» и бьет по Мариуполю. Это ужасно было.

Доехали до какого-то городка в ДНР, где сказали пройти фильтрацию. У меня до сих пор бумажка сохранилась (см. фото), которая позволила пересечь российскую границу.

В полиции сказали принести ксерокопии документов, но у нас же только гривны, а поменять негде. Такая беспомощность. Хотела в магазине купить влажные салфетки — ребенка протереть, ложечку одноразовую, чтобы кашей покормить. А рублей нет, и город заполнен такими же беженцами.

Жизнь в ДНР просто остановилась

ДНР — это что-то страшное, жизнь там просто остановилась. Интернета нет, переночевать негде, темнеет. Очередь в полицию огромная. Мама бегала, шоколадки предлагала за ксерокопию, — никто не соглашался. Папа нашел человека, который согласился поменять 100 долларов на рубли… Сделали копию, получили анкеты — теперь надо регистрироваться. Какая машина, кто в ней едет, где находились до этого, помогали ли ВСУ, поддерживали ли контакт с украинскими военными и т.п. Стоим в очереди четыре часа, темнеть начинает… Мама у меня боевая, пошла к главному: примите нас, три ребенка в машине сидят. У брата дочка — 9 лет, у сестры мальчик — год и 10 месяцев, и моей 8 месяцев. В общем, этот начальник посмотрел на маму: езжайте потихоньку, вас впустят.

Дальше проезжали Никольское, Докучаевск, Доброполье, Амвросиевку, через несколько часов подъехали к границе с Россией. Там стоит будка, и пограничник предупреждает, мол, без регистрации не выпустим! Сворачивайте, говорят, тут есть поселок, регистрируйтесь в отделении полиции. Там вообще ни одного человека, встретили, не поверите, как родных. Завели в актовый зал, там кровати стояли, чай, кофе, печенье. Показали, где можно помыться. Некоторые интересовались обстановкой в конкретных районах Мариуполя — у них там близкие, сестры, братья.
Они плакали, мы плакали (плачет). Выделили для каждого по сотруднику, развели по кабинетам, но все равно мужчин раздели, проверили татуировки, каждого сфотографировали в профиль и анфас, взяли отпечатки пальцев. Отсканировали все паспорта, проверили все телефоны.

По сути это допрос: когда прилетела, где живут родители, где прописаны, дата их рождения, номера телефонов. Одно и то же о каждом члене семьи. Где живешь, чем дышишь — и все записывали.

Увидев израильский паспорт, позвонили в МЧС России и сообщили, где я нахожусь. А оттуда связались с посольством.

Мы не знали еще, где находится сестра папы с семьей, живы ли они. А при проверке паспортов один сотрудник говорит: знакомая фамилия. Где-то вчера ее видел. Листает книжку, и точно — есть все папины родственники, вчера выезжали.

Никогда ни от кого не слышала, что они хотят в Россию. Ни разу

Получили, наконец, эти бумажечки с печатью и подписью. И с ними двинулись в сторону российской границы. Когда подошла наша очередь, завернули в сторону — как и все машины с украинскими номерами. Часа два просто сидели, потом забрали документы, долго не отдавали, затем увели мужчин — папу и брата. Тот же допрос — раздевали, брали отпечатки и т.п.

Потом проверяли машину — еще час примерно, и еще пару часов стояли. В общей сложности, семь часов заняло, в час ночи отпустили. Хотели снять гостиницу, но все переполнено, пришлось ехать ночью в Ростов. Там и заночевали, привели себя в порядок, поменяли доллары — курс не помню, но если в гривнах это было почти 2000 долларов, то в рублях нам дали эквивалент $700.

Целью была Грузия, оставаться в РФ никто не хотел, мы еще в подвале это обсуждали. Четыре раза останавливались в гостиницах — на ресепшене были в курсе всех страстей, мы же не единственные так ехали. Город уничтожен, его нет. Да и по беженцам видно — месяц не мылись, все костром и сажей пропахло. Все всё понимали, многие плакали, некоторые извинялись. У мамы двоюродный брат в Москве живет — тоже звонил, извинялся.

Я выросла в Мариуполе, окончила там школу и институт, регулярно возвращалась к семье. Уехала в 22 года. Никогда ни от кого не слышала, что они хотят в Россию. Ни разу. Особенно после 2014 года, когда Мариуполь бомбили. А сколько беженцев из Донецка тогда было! Какая Россия?! В Мариуполе хорошо понимали, что такое ДНР, ЛНР, и кто это творил. В этот приезд я обалдела от города — чистый, красивый, современный — в нем хотелось жить, работать, было, куда пойти. Все в прошедшем времени.

В Северной Осетии остановились, так люди на КПП стали подходить, предлагать переодеться, еду, воду. Только один инцидент был — машину с братом и сестрой остановил полицейский, видно, на лапу хотел. После всего, что было, это просто смешно. У Кати ребенок устал сидеть в автокресле, его на колени посадили. Ну, будем штраф выписывать. А брат на взводе был — у него серьезный бизнес в Мариуполе остался, а тут — ни квартиры, ни работы, он едет куда-то в машине сестры с голой жоп… А сейчас ему штраф выпишут. «Ну, выписывай, — говорит. — У меня уже и так все забрали, пиши». Тот мнется, деньги хочет. «А ты что, нас во всем винишь», — спрашивает. Потом молча отдал документы и отпустил.

На границе пытались выманить украинский паспорт

На российско-грузинской границе провели пять часов — опять мужчин допрашивали, отвели в сторону, и то же самое: где родился, что делал, опять раздевали, опять отпечатки пальцев, проверка телефонов.

Я предъявляла везде исключительно израильский даркон, но здесь пограничник его забрал.

— Как вы попали на территорию России?
— В смысле? Официально пересекла границу.
— Но вы же давали не этот паспорт, а украинский.
— Проверьте, говорю, никаких других паспортов я не предъявляла. Да и бумажка о пересечении у меня была с номером израильского даркона. Я ее показала.
— Вам не поставили печать.
— Так это я должна вашу погранслужбу контролировать?

Тут мама подходит, спрашивает, что случилось? «Мне нужен ее украинский паспорт, ей не поставили печать», — говорит пограничник. Мама взяла все наши паспорта — в них тоже нет никаких печатей. «Дело не в печати, а в паспорте, — говорит, — она этот паспорт не предъявляла на границе». Просто смешно.

Меня увели меня в комнату, паспорт не отдали. Ждите, говорят, и телефон с собой возьмите. За 20 минут ко мне подошли два сотрудника: а где ваш паспорт украинский?
— Какой паспорт, я же вам говорю, у меня только израильский.
— Но у вас же есть украинский паспорт?
— Нет.

Второй приходит: «А вы давали украинский паспорт, да?»
— Я давала израильский, вы его потеряли?
— Нет-нет.

Ушел. Смотрю, идет моя мама с малышкой. Подошла к охраннику, пустите, говорит, внучку кормить пора. Ее пустили, меня отвели в другую комнату с ребенком. Дали покормить грудью. А тут дочка плакать начала, спать хотела, и это немного ускорило процесс. За 15 минут подошло еще два сотрудника с вопросом об украинском паспорте. Потом поднялись в кабинет — там сидит серьезный дядька, и снова те же вопросы, кто где живет, где находились, данные родственников, номера телефонов. И опять десять вопросов об украинском паспорте, ну где же он, почему его нет, куда он делся, он очень нужен. Вы понимаете, очень много поддельных израильских документов.

Знаете что, говорю, могу вам показать внутренний израильский паспорт, израильское свидетельство о рождении дочери, свидетельство о браке и т.д. Даже смотреть не захотели. И в конце спрашивает: где вы находились в течение военно-спасительной операции? Стукнуть хотела его за этот вопрос! Спросил даже, как мы ходили в туалет. Я не постеснялась, в красках ему описала — ведра, пакетики и т.д. Он это все записал. Потом откинулся на кресло, и спрашивает: «А вы во что-то верите, в бога, например?» Нет, — отвечаю. Буду я еще с ним о боге разговаривать.
— А в каких-то духов?
Я не обманываю, не знаю, зачем это им…
— А в какой-то камень?
— Вы это серьезно?
— Да, серьезно, ну вот некоторые верят в сны вещие.

На этом допрос закончился, телефон мой разрядился у него на столе. Мы забрали документы, когда стали уходить, он извинился: вы же понимаете, это наша работа. Потом простояли еще часа полтора, ждали, пока брату отдадут документы.

В Грузии приняли как дома


Таможню в Грузию прошли за 10 минут. Первое, что я там увидела — это украинский флаг. Я очень люблю эту страну, но сейчас нас вообще приняли как дома. Я в Украине столько желто-голубых флагов не видела — на трех домах насчитала десять. Музыка украинская играла, везде надписи «Слава Украине!», в некоторых магазинах украинцам хлеб бесплатно раздают. Муж прислал деньги, но с нас принципиально не взяли за жилье, наотрез отказались. Хозяйка сказала, мол, это будет помощь от меня Украине. Отдельный домик дала, накормила нас…

Брат нашел себе квартиру, когда узнали, что он из Украины — ни копейки с него не взяли, а вечером всю семью приехали развлекать. У сестры моей зуб сломался — в стоматологию пошла, когда узнали, откуда, ничего не взяли.

В Грузии мы пробыли неделю, за мной прилетел муж и забрал нас с дочкой в Израиль.

На то, чтобы договориться о перезахоронении бабушки, ушло несколько недель. Выяснилось, что новыми властями уже составлен соответствующий список, и наша бабушка в нем 20 000-я! Вопрос удалось решить за 600$, ее эксгумировали и похоронили на кладбище рядом с мужем.

Знакомые рассказывают, что на складе «Метро» лежит гора трупов, и люди ищут там пропавших родных. Стоит сильный запах, поскольку тела разлагаются…