— Харьков до войны был очень красивым городом, — рассказывает новая репатриантка, преподаватель Университета строительства и архитектуры. — Но если здания можно восстановить, то людей не вернешь.
У нас всегда лояльно относились к России, у многих родственники в том же Белгороде. Но буквально в первый день войны настроения изменились, если раньше на эту тему шли дискуссии, то сейчас все однозначно считают, что Харьков — это Украина. Включая моих знакомых — этнических русских.
Продолжаю ежедневно читать харьковские телеграм-каналы, созваниваюсь со знакомыми и друзьями.
Я на этой войне, пока она не закончилась. Нельзя уехать и жить спокойно, зная, что происходит в твоем родном городе и стране.
До сих пор не могу привыкнуть в Израиле к шуму самолетов, каждый раз поднимаю голову, когда они заходят со стороны моря, направляясь в Бен-Гурион…
У нас всегда лояльно относились к России, у многих родственники в том же Белгороде. Но буквально в первый день войны настроения изменились, если раньше на эту тему шли дискуссии, то сейчас все однозначно считают, что Харьков — это Украина. Включая моих знакомых — этнических русских.
Продолжаю ежедневно читать харьковские телеграм-каналы, созваниваюсь со знакомыми и друзьями.
Я на этой войне, пока она не закончилась. Нельзя уехать и жить спокойно, зная, что происходит в твоем родном городе и стране.
До сих пор не могу привыкнуть в Израиле к шуму самолетов, каждый раз поднимаю голову, когда они заходят со стороны моря, направляясь в Бен-Гурион…